А потом он познакомился с моей мамой – Людмилой Шейкиной. Молоденькая медсестричка колола непутевому моряку уколы, таскала мандарины и домашний куриный бульон – больше ведь было некому, папа рос в детском доме. А после приехала в его холостяцкую однушку, выданную государством, и осталась навсегда… Папа не стал возражать – принял ее любовь и женскую ласку, и просто жил. Плыл по течению, как тяжелая, неповоротливая баржа…
– Я не знаю, Лик. Если он оскорбил Варю, я, безусловно, ему наваляю…
Смотрю в доверчивые зеленые глаза и задыхаюсь от воспоминаний. Я совсем не хочу Анжелике такой судьбы! Мамуля всю жизнь пыталась завоевать любовь папы, но так и не успела… Вот скажите, почему жизнь такая нелепая? Почему мы любим не тех? Живем с одними, а любим других? Плывем по течению, как бесхребетные существа или глупые ржавые корабли?
А ведь они были счастливы! Мои родители. Отец до сих пор не отошел после смерти мамы, поседел, постарел, осунулся. Может, он, все-таки, любил ее? А я редко его навещаю… Работаю, как каторжный, коплю деньги, чтобы вылечить папу от застарелого бронхита – единственного напоминания о Таське и тех временах… Мы обязательно поедем летом в Сочи. Я куплю папе путевку в самый лучший санаторий на берегу моря.
– Федечка, о чем ты задумался? – Дыхание Лики касается моей шеи. Она стоит на той же ступеньке эскалатора, что и я, и обнимает меня за талию… Не потому, что ступить больше некуда – ей просто хочется быть ко мне ближе. Чувствую цветочный аромат ее духов, влажное дыхание, шевелящее пряди у виска… Черт.
– Да глупости все это. То, что задумала Варя. Я бы на ее месте поговорил с родителями Андрея – его можно привлечь к ответственности, независимо от того, хочет он ребенка или нет. Она слишком многое хочет решить в одиночку, хорохорится, пытается казаться взрослой и самостоятельной.
– Да это из-за подруги все. Вернее, не подруги, а врага – Нюрки, будь она неладна. – Качает головой Лика. – Варя мечтает утереть ей нос, поставить на место. Я сразу сказала, надо идти к декану. Почему девчонка должна тянуть все на себе, как вол? А ребенок родится, его же еще кормить надо? Чувствую, ей «академ» светит, – Лика меняется в лице и заламывает руки. – А Андрюша вместе со своим папашей-профессором будут довольно потирать руки и жить припеваючи, так, значит?
Как хорошо, что Лика отрезвила меня! Я же подумывал притащить ее в свою берлогу и… воспользоваться слабостью. Забыть о честности и поступить не лучше, чем этот Андрюша.
– Если Варя скроет новость о ребенке от родителей Андрея, я скажу им сам, так ей и передай!
– Кому это ты что-то хочешь передать, Федечка? – Варя встречает нас на входе в зону фуд-корта. Довольная и улыбающаяся, она мало походит на девушку с истерикой. Разве что темные разводы туши и слегка припухшие глаза выдают ее недавнее беспокойство. – Малинина спасла меня, вот! – Варька возбужденно хлопает по плечу ошалевшую Майку.
Выглядят девчонки не очень – какие-то одурманенные, болезненно румяные, зачарованные… Увидеть бы этого Степу… От ревности у меня проступают на лице напряженные желваки, а пальцы сами собой сжимаются в кулаки.
– В общем, мы не стали рисковать второй раз. Со Степой ничего не вышло – он такую цену заломил, вы бы слышали! – Варя стыдливо отводит глаза и краснеет, а я понимаю, что парень предложил ей расплатиться совсем не деньгами… Даже не знаю, как объяснить свою убежденность. – Майка позвонила Марку Грому и поговорила вместо меня. Просто я сама не могла – ну… вы же понимаете?
– Поговорила? А почему меня не дождались? Я же у вас играю роль переговорщика? – поджимает губки Лика.