— С общечеловеческой, разумеется. Род людской живет под одним небом, ходит на двух ногах и думает головой, следовательно, все мы одной крови, я так считаю.
— Не могу согласиться.
— И не надо, я тебя прекрасно понимаю. В наше время кровное родство или соседская дружба мало что значат. Но люди с радостью объединяются вокруг идеи. Нечто такого, что понятно и приятно многим… — Мигель ненадолго замолчал, но столь же невозмутимо продолжил. — Знаешь, я с детства очень любил читать. Самые разные книги, начиная с Библии и заканчивая всем, чего старая церковь не приемлет.
Энтони непонимающе посмотрел на креола, вытирающего усы.
— История, биология, много чего. Особенно мне нравилась механика, спасибо моему отцу за это. Но есть еще одна наука, которой могут овладеть очень немногие. С ее помощью я помогаю тем, кто нуждается в чудесах, кто отчаялся в вере, устал от жизни. Хвала Создателю, что в моей общине сохранилась такая замечательная традиция, как служение Сеньору ла Муэрте.
— Больше смахивает на агрессивную секту, Мигель, — сказал Энтони, кинув взгляд на статую скелета. — Вы точно уверены, что стоило меня сюда приглашать?
— Определенно, Энтони, не сомневайся. — Мигель нисколько не смутился. — Да, я представляю, как это выглядит со стороны, но тебе нечего бояться. Мы не стремимся вытягивать из людей деньги или переводить кого-либо в другую веру.
— А что же вы делаете? Поклоняетесь мертвым?
— Почти. Проще всего будет назвать это колдовством.
Энтони не сводил глаз с улыбающегося креола. Воющий интернациональный вертеп начал давить на него, прижимать к полу, а молчаливый скелет ухмылялся все шире и шире. Он поставил почти не тронутый бокал на пол и раздавил окурок в пепельнице. В форме черепа.
— Это высокая честь, Мигель, но мне это не нужно. Я лучше пойду.
— Зачем тебе уходить? Ты уже принес подношение нашему благодетелю, останься и дождись начала. После ты сам все поймешь.
— Нет, — сказал Энтони, но тут вновь прибежала Валери, раскрасневшаяся и улыбчивая.
— Папа Брухери, все готово.
— Замечательно, дорогая. Веди гостей сюда. Энтони, ты еще не передумал?
— Он не передумает, — усмехнулась девушка с такой уверенностью в голосе, что у парня похолодело в груди.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— Колдовство.
По-детски невинное лицо Валери сияло от радости, но в словах ее звенела сталь. Энтони вновь и вновь проклинал нахлынувшее на него безумие. Теперь его точно не выпустят. Ни здоровым, ни, возможно, даже живым.
Девушка отвела его в сторону, вцепившись ему в руку. Гости пьяной гурьбой перемещались в комнату со статуей Сеньора ла Муэрте, набиваясь практически до отказа. Растворившись в толпе на некоторое время, Мигель, он же Папа Брухери, вынырнул в пространство между толпой и статуей, затянутый в красную атласную мантию. Запахло зверем.
Вслед за Мигелем прошел юноша в черном балахоне, ведя за собой на поводке блеющего козленка. Где они умудрились его взять, удивительно отвлеченно подумал Энтони. Это не кусок натурального бифштекса заказать, это живой зверь. Где его держать? Как ухаживать? Как вообще легально увести его с фермы?
За ним медленно, порхая над полом, следовала девушка в белом. Она несла в руках длинную трость, украшенную серебряным черепом и отполированный до блеска кинжал. Все вопросы отпали сами собой. Энтони не хотелось об этом думать, он всецело погрузился в то, что должно было произойти. В жуткую безысходность непонятного ему ритуала.
Барабанщики вновь заиграли, но никто не пел и даже не думал пошевелиться. От былого веселья остался лишь табачный туман под потолком, откуда на своих слуг смотрел Повелитель Мертвых. Двое крепких парней поставили самодельный алтарь, украшенный черным полотном, возле его ног и не поднимая головы влились в замершую в ожидании толпу.
Мигель взял трость и кинжал в руки. Юноша и девушка уложили козленка на алтарь и крепко прижали его. Папа Брухери начал свой ритуал.
Раскинув руки, он произносил нараспев неизвестные слова, глядя в лицо своему скелетному богу. У Энтони мурашки пробежали по спине. Валери, державшая его за руку все это время, почувствовала это. Тихо хихикнув, она крепче прижалась к нему и положила ладонь ему на грудь.