Я дернулась и попыталась отползти подальше от ужасного видения, но, как и бывает в кошмарных снах, руки и ноги скользили по гладкой поверхности, не позволяя мне ни на миллиметр отодвинуться от того, что наполняло все мое существо животным страхом. Огромный человеческий глаз с белесой радужкой и сеткой багровых капилляров смотрел прямо на меня. Я отчаянно барахталась, следя за приближением гигантского ока, который в свою очередь, не моргая, с жадным любопытством наблюдал за мной.
Наконец, я замерла в ожидании самого ужасного, и… глаз отодвинулся, а потом и вовсе отдалился настолько, что стало понятно — он не сам по себе. Передо мной появились очертания старухи. Грушевидный пористый нос с волосатой бородавкой, тонкие синюшные губы и острый подбородок с дряблой повисшей на нем кожей. И рука, сжимающая в тонких узловатых пальцах… Я подняла голову. В груди сжался узел. Старуха держала горлышко пузырька, в котором я сидела!
Руки и ноги снова заскользили по стеклянному донышку и бокам сосуда. Как я сюда попала? Что случилось? И как мне отсюда выбраться?
С большим трудом я все-таки поднялась на ноги и уперлась руками в пробку флакона.
— Не трудись, не сбежать тебе, — как-то невесело отозвалась старуха на мои жалкие потуги. — Попала ты сюда по собственной воле, загадав желание о всемогуществе. Только забыла, что все в жизни имеет свои рамки и условия. Представляешь, какой начался бы хаос, получи кто безграничную власть над мирозданием?
— Но я совсем не это имела в виду, — проблеяла я и поняла, что меня не слышно из закрытого пузырька. Меж тем старуха продолжала бормотать, поставив мой сосуд на полку с разноцветными баночками и колбочками.
— Как думаешь, кто может исполнять любые желания? Правильно — линси.
Кто такие? Первый раз слышу.
— Подневольные существа, могут все, сила их безгранична, — продолжила старуха, будто подслушала мои мысли. — Только себя освободить не могут. И отныне это твоя судьба.
Что??? Она хочет сказать, что я попала в рабство?
— Слушай сейчас внимательно, глупая несчастная линси. — Старуха зыркнула на меня, убедилась, что я не свожу с нее глаз, и уселась в кресло-качалку. — Отныне ты наделена великой силой. Линси служат людям. Исполняют их заветные желания. Если конкретнее — три желания. Выполнишь — и освободишься, вернешься в свой мир, откуда пришла. А до тех пор будешь привязана к своему сосуду. Трудись, Линси, наслаждайся способностью исполнять желания, — она усмехнулась, — может однажды повезет и тебе. А сбежать даже не пытайся, не выйдет, достаточно хозяину стукнуть донцем сосуда, как ты вернешься в свое обиталище. Ни отменить чары линси, ни разбить свое жилище ты не можешь. И да, без разрешения хозяина не выйдешь наружу.
Старуха задремала, а я задумалась. Что все-таки со мной произошло на самом деле. Вино оказалось паленым, и я схлопотала острое отравление? Или, поскользнувшись, упала и здорово ударилась головой? А быть может, по мне жахнула новогодняя петарда и сейчас я умираю в реанимации?
Верить, что стала джинном из лампы, разумеется, не собиралась. Но проходили дни, за ними недели, а я все сидела в мутном зеленом пузырьке и сходила с ума от безделья.
Постепенно паника и ужас, застилающие разум, уступили место апатии.
За стеклом мне не было ни холодно, ни жарко. Голод и жажда не мучили, как и прочие природные потребности. Словно, я действительно стала эфемерным существом, не нуждающимся в привычных вещах. Единственное, что меня одолевало — скука.
Хотя вру, еще меня раздирала жажда мести той, что поймала меня в свою магическую ловушку. Я затаилась и терпеливо ждала своего часа, когда смогу выбраться из пузырька и воздать по заслугам коварной ведьме.
А вот старуха, казалось, про меня напрочь забыла. Она спокойно жила, варила снадобья для редких посетителей своей лавки, на досуге почитывала огромную книгу, установленную на деревянном пюпитре, но все чаще дремала в кресле-качалке под теплым вязаным пледом.
Так закончилась зима, а за ней и весна. Смену сезонов мне удавалось наблюдать в кусочке окна. Он виднелся из-за прочих склянок, располагающихся на полке рядом с моим сосудом. Но я была рада и той малости, лишенная других развлечений.
Все изменилось в тот день, когда в лавку вошел важного вида мужчина с пронзительно-черными глазами. Высокий, широкоплечий. Его осанка выдавала знатное происхождение, а дорогие одежды — немалое состояние. Он разговаривал с ведьмой тихо, сквозь зубы, поэтому я смогла расслышать лишь несколько слов: «желание», «линси» и «договорились». На прилавок упал увесистый кошель, в котором звякнули монеты.