– А я, Марья Семеновна, знаете… на работу еду, вот.
Я думала, после такой веской причины не быть в школе она от меня отстанет, но не тут-то было. Как на работу, почему, какая такая работа, и знают ли мои родители.
– Ой, конечно знают, Марья Семеновна, как же не знать. Я это, санитаркой, вот… папе… помогать. Нас же, Марья Семеновна, пятеро. Вот как бы это, вот, папе в помощь… и это…
Я мямлила что-то нечленораздельное, вагон гремел, плохо меня было слышно, в общем. Иркина мама неодобрительно поджимала напомаженные губы и хмурилась, хотела еще что-то уточнить, но вагон слишком гремел, и ей было неудобно его перекрикивать. Доехав до нужной остановки, она сдержанно попрощалась и велела передать поклон родителям. Я схватила ее за рукав, и мы застряли в дверях, не давая выйти другим пассажирам.
– Вы только не рассказывайте никому, пожалуйста, – затараторила я ей на ухо. – Я, это, стесняюсь, что мы такие бедные.
Ох, и хохотали мы потом с моей Сашей!
Так что начинался год, вопреки моим ожиданиям, неплохо. Дома никто о моем прогуле не узнал, к тому же я стащила со стендов несколько красивых тетрадей. Совесть меня совсем не мучила – это же не воровство, и ты же не у людей воруешь, а у фирмы, у которой этого добра навалом, они и не заметят. Вот ребята из одиннадцатого литературного, когда вернулись из своих «галопов по европам», показывали, что они привезли с собой кучу всего и ни за какие сувениры нигде не платили. И значки, и магниты с ручками, и одна девчонка ухитрилась вынести из магазина даже холщовую сумку.
Из одной тетради я хотела сделать личный дневник, но это дело пустое – тут же заметят, потом найдут и прочитают. Посоветовалась с Петей, он сказал, что все дневники в каком-то смысле рассчитаны на то, что их рано или поздно прочитают. Но все равно я на это не решилась. Если хочешь сохранить хоть какие-то секреты, то лучше вообще молчать (а не рассказывать Пете, чтобы он потом маме все пересказал) и уж точно не оставлять признаний в письменном виде. Маме пришлось сказать, что это мне моя Саша на первое сентября подарила, у нее лишние тетради были, а у нас предметов меньше. Вот и остались свободные.
Следующая хорошая новость заключалась в том, что Петя решил от нас съехать и жить отдельно. Я сначала ужасно расстроилась и даже хотела поскандалить и поплакать, что он бросает нас в этом «таборе», но быстро сообразила, что от Пети останется свободная – отдельная – комната!
Действовать я решила через него напрямую, раз уж у него с родителями все равно такой заговор против нас. Я ужасно громко вздыхала и грустно смотрела ему прямо в глаза, всем своим видом показывая, что он меня в этом аду бросает. Таким взглядом смотрела, что вот да, бросает, но я так сильно его люблю, что даже обижаться на него совершенно не в силах. Грустно и смиренно, как Соня в «Войне и мире», которую никто на всем белом свете ни в грош не ставил и про которую Петя в десятом классе доклад писал.
А с Алешей я «Евгения Онегина» за компанию прочитала, когда он его в школе проходил… И я так Пете и сказала, что там вся правда про меня написана: «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой». Он принял меры, и у меня появился отличный новый рюкзак с брелоком.
Вот и сейчас я душераздирающе вздыхала и смотрела со смирением до тех пор, пока Петя не отвел меня в сторонку и не принялся утешать Соню-смурфика. Он все равно будет часто-часто приезжать, и комната, которую он нашел, всего в четырех остановках троллейбуса, и он уже слишком большой, чтобы жить с родителями, потому что ему надо создавать свою семью. Насчет семьи я сразу насторожилась. Петя заметил это и снова начал перечислять всякие сомнительные достоинства своего отъезда. Я выждала, когда будет пауза, уткнулась ему в плечо и как бы между прочим сказала:
– Оставь мне хотя бы комнату. Давай я буду жить в твоей комнате, я так буду меньше по тебе скучать.
Думаю, мама догадывается, что я иногда все это нарочно делаю. Вообще у нас с мамой натянутые отношения, поэтому я обычно прошу о чем-нибудь Петю или папу, а они потом уже уговаривают ее. Так вышло и на этот раз. Петя сказал маме, что я уже большая и жить с братьями в одной комнате мне конечно же не очень удобно и комфортно. А потом пришел папа, и все это было пересказано ему. Петя взял с меня слово не ссориться с мамой и помогать по дому (несколько раз даже слово взял). На выходных мы занимались переездом, относом и заносом вещей, а папа был на вызове. В воскресенье вечером Петя уехал.