Обычная проверка не дала никаких результатов. Страна начинала строиться, лесоматериалов с каждым днем требовалось все больше и больше; и рабочих на лесоразработки вербовали где только могли. Но все же рабочих, официально приехавших из-под Красноярска или еще более восточных районов, в лесосеках не было. Еще меньше шансов было найти таких среди лесовозчиков.
Могутченко был уверен в том, что преступники не работают в лесу, а только замешались среди многочисленной армии лесорубов и возчиков. Лесоразработки такого размера, как сейчас, велись впервые. Бараков для артелей рубщиков в глубине леса построить не успели, и это очень осложняло дело. В лесных бараках всякий неработающий был бы хорошо заметен. А сейчас, когда почти все лесорубы живут в десятках ближайших деревень, попробуй разобрать, кто из них настоящий лесоруб, кто только делает вид, что работает лесорубом. Официально проверку документов поголовно у всех живущих в ближайших деревнях проводить нельзя. Мало шансов на удачу, а преступники сразу насторожатся и навострят лыжи. Могутченко организовал проверку всеобщую, тщательную и негласную. Она шла, но скорых результатов от нее ожидать было нельзя.
И все же Могутченко более всего надеялся на эту медленно движущуюся тайную сеть, именно сеть с очень мелкими ячейками, которая сейчас процеживала сквозь себя всех приехавших и приезжающих в район лесозаготовок. Сеть уже выявила многих лесных бродяг-бандитов, думавших пересидеть тяжелое зимнее время, нырнув, как в море, в толпы лесорубов.
Те, кто уже попался в сеть, получат по заслугам за все, что они сделали, но Могутченко от этого было ничуть не легче. Людей, имеющих отношение к убийствам на маленькой станции, задержано не было. И начальнику отдела ничего не оставалось, как терпеливо ждать, что даст проверка и на кого выйдет в своем поиске Иван Полозов. Втайне на Полозова старый моряк надеялся больше, чем на проверку.
А Полозов пока ничем не мог порадовать своего друга и начальника. Иван думал, напряженно и беспрерывно думал. Даже по ночам ему снилось, что он думает, то сидя в своей маленькой комнатушке, то перебирая книги из библиотечки Когута, то прощупывая по отдельности каждую вещь из одежды, оставшейся после Данилы Романовича, то вновь выстукивая каждое бревно в стенах домика на шестьсот второй версте. После таких изнуряющих и напряженных снов Иван вставал невыспавшийся, усталый более чем с вечера и злой. Он уходил на станцию или по полотну железной дороги в лес, бродил по морозному воздуху, но везде постоянно, как гвозди, вбитые в живое тело, его мучили вопросы, на которые он никак не мог найти ответа. А вопросов было много, очень много и настолько каверзных, что о них не подозревал даже такой дельный следователь, как Горин.
Больше всего Ивана мучил вопрос: почему Данило Романович вывел убийц своей жены на полотно железной дороги? Теперь Полозов был уверен в том, что Старостин потому и подпустил к себе подозрительных людей, что впереди них шел сам Когут. Это утверждают следы. Все в душе Ивана протестовало против обвинения Когута в таком подлом преступлении, но следы говорят, что в те минуты Данило Романович почему-то был вместе с убийцами. Почему? Когут унес эту тайну в могилу. Конечно, когда преступники будут пойманы, все выяснится, но насколько было бы легче схватить бандитов, если бы все обстоятельства были разгаданы сейчас. А сколько всего преступников?
При обсуждении этого вопроса с Гориным они пришли к выводу, что преступников было не менее восьми человек. Ведь в день убийства Гали склад обстреливали четыре человека, а в домик на шестьсот второй версте приходили трое. Это были не те, что обстреливали склад. Те не успели бы по лесовозной дороге, через лесосеку и дорогу, ведущую к переезду, добежать до домика Когутов. Иван лично проверил все возможные для них пути. Во всех случаях получалось, что им нужно было пробежать или проехать минимум семнадцать верст. Во времени такой рейс не укладывался.
Три в домике, четыре у склада, значит семь. Но Горин считает, что на станции есть человек, связанный с преступниками. И, видимо, он прав. Значит, всего получается восемь. Целая банда. Правда, признавая, что у него восемь противников, Иван все же делил их примерно поровну. Своими основными противниками он считал тех троих, которые были в домике Когута, ну и, может быть, думал он, сюда можно добавить четвертого — того, что на станции. А четверо, обстрелявшие склад, хотя и действовали заодно с первой четверкой, но, видимо, как подсобная сила, не участвовавшая в убийстве Когутов. Свои соображения Иван доложил Могутченко, и начальник отдела после некоторого раздумья согласился с ним.
— Сдается мне, что тут ты прав,— сказал тогда Могутченко.— Есть тут у нас одна зарубка. Если не сорвется, я тебе звякну. Кстати, был у Василия Крюка человек по кличке Горбач?
— Был,— подтвердил Иван.— Худой, жилистый такой. С лица сильно рябой.
— Он что, в самом деле горбатый?
— Нет. Просто длинный очень и сильно сутулый.
— Что еще о нем знаешь хорошего?
— Мало знаю. Изучить времени не было. Храбрости у него не отнимешь, а вот насчет ума не очень. Да, еще, он очень упрям, а когда разозлится — прямо бешеный.
— Сдается мне, что это тот самый,— удовлетворенно ответил начальник отдела.— Ладно, жди. Скоро звякну.
Могутченко и в самом деле вскоре позвонил и одобрительно пробасил из телефонной трубки.
— Ты, брат, как в карты смотрел. Складскую четверку списывай.
— Взяли? Кто они?!
— Последыши твоего приятеля Василия Крюка. Сдаваться боялись, хвосты очень замараны.
— Но ведь они знают...— обрадовался Иван.
— Ни черта они не знают...— перебил его начальник отдела.— Знал Горбач, он у них за атамана был, а его живым взять не удалось. Не дался. Остальные — дубы.
— Но все же надо бы...— начал Иван.
— Все это мы делать будем. Тебя это не касается,— снова перебил его Могутченко, и Иван понял, что начальник сейчас не расположен вести разговор об агентурных способах поиска.— Ты мне скажи, кто анонимку стряпал? Узнал?
— Пока еще нет.
— Жалко. Ну, что ж, пока бувай здоров,— и Могутченко повесил трубку.
— Вот хохол поперечный,— привычно проворчал Полозов, отходя от телефона.— Сам же запретил мне совать нос в станционные дела, а ждет, что я ему анонимщика найду.
Но ругался Иван больше для очистки совести. Конечно, у него было мало возможности активно отыскивать автора анонимки, но он и не использовал ее в полную меру. Фактически он перестал бывать на станции и в пристанционных учреждениях, где якобы случайно мог заглянуть в бумаги, переписку и по почерку, пусть надеясь на счастливый случай, попытаться найти автора анонимки. Да что там. Ему до сих пор не удавалось установить, кто помогал Когуту пилить толстые березовые кряжи на дворе. Он уже склонялся к тому, что таким помощником мог быть случайно забредший на станцию человек. Немало безработных шаталось в то время по дорогам России в поисках заработка. Любой из них мог быть нанят Данилой Романовичем на два-три дня.