– Мы оба, Диоген, лишь исполнители воли богов: тебе – проповедовать душевный покой и простоту, мне – действовать…
– Но, согласись, жизнь, полная опасностей, жертв, для тебя лично и людских, лишена гармонии, потому что итог ее предначертан роком, Ананкой…
С внутренним достоинством Александр возразил:
– Я по-другому читаю свиток своей судьбы. Мое прочтение созвучно с гекзаметрами божественного Гомера: слава, которую стяжает герой в этой краткой и лишенной гармонии жизни, переживет века. Благодарю тебя, Диоген, за мудрую беседу. Если бы я не был царем, то хотел бы стать философом.
– Хорошие слова… Наверное, идеальное государство родится тогда, когда цари будут философами и философы царями…
– Мы живем в своем времени и обязаны думать о нем… – возразил царь. – По-разному мы читаем знаки судьбы, и каждый идет своей дорогой. Но я с уважением отношусь к твоим взглядам. Проси, что хочешь!
С некоторым недоумением посмотрел Диоген на царя, отвернул лицо и спокойно произнес:
– Думаю, что моя просьба не обременит тебя…
Все ждали, что еще скажет философ, что попросит у царя.
– …Отступи немного в сторону и не заслоняй мне солнце, царь!
Постояв в раздумье, Александр с улыбкой ответил:
– Отступать – не в моих правилах, но я сделаю это из уважения к тебе…
Царь отступил в сторону, спросил:
– Это все?
И услышал поразивший его ответ:
– Да, и ничего более… Царю, чтобы царствовать, нужен, конечно, весь мир. А философу, чтобы мыслить, необходимо гораздо больше – вся Вселенная. И она у философа есть. А больше ему ничего не надо.
Александр пристально взглянул в глаза мудреца:
– Неужели ты и вправду хочешь, чтобы все люди на земле переселились из своих домов в пифосы? Чтобы все жили, как ты живешь?
– Я просто хочу доказать, что можно жить счастливо, довольствуясь малым. Заметь, животные живут без одежды, без огня, не делают больших запасов пищи, а всегда здоровы и доживают в бодрости до самой смерти. А люди? Они изобрели столько наслаждений, но часто не дотягивают до старости, болеют, едва волочат ноги. И роскошь, и теплая одежда, и добротные дома, и сладкая обильная еда, и дорогое питье не помогают, все это людям не на пользу. Знаешь почему?
– Почему?
Диоген вздохнул, пригладил обеими руками бороду, посмотрел в небо.
– Так почему же людям все не на пользу? – переспросил царь, любуясь атлетическим телом философа, его гордым горбоносым профилем.
– Потому что свою мудрость и знания они употребляют не на достижение правды и свободы, а лишь на то, чтобы изобретать все новые и новые наслаждения, которые разрушают тело и душу. Когда желаешь многого, то многого и боишься, многому завидуешь, на многое надеешься и от многого страдаешь. Только довольствуясь необходимым, становишься полностью свободен и счастлив и, ничего не боясь, смело вступаешь в борьбу со злом.
Диоген замолчал. Молчал и Александр.
– Ты ничего более не хочешь мне сказать? – спросил Диоген, когда молчание слишком затянулось.
– Я не хотел огорчать тебя, но так и быть. Отказаться от всего ради свободы – это говоришь ты. Познать все ради свободы – это говорю я. А какая свобода лучше – увидим.
– Нет, не увидим, – возразил философ. – Потому что я уже обрел свою свободу, а ты своей свободы не достигнешь никогда.
– Ты нравишься мне, Диоген. Будь моим другом, – предложил царь.
– Властителю и друг подозрителен.
Сделав знак свите об окончании беседы, Александр пошел к колеснице.
– Запомни изречение Платона, царь: «Если бы оказалось неизбежным либо творить несправедливость, либо переносить ее, я предпочел бы переносить!» – крикнул мудрец вдогонку удаляющемуся царю.
Но Александр не услышал напутствия пророка.
Отстав на несколько шагов, друзья шли вслед за царем.
Неарх спросил:
– Как ты думаешь, Гефестион, остался ли Александр доволен беседой с Диогеном?
– …Учитывая, что последнее слово как будто осталось за философом… – вмешался в разговор Птолемей.
Помедлив с ответом, Гефестион заметил:
– Думаю, что царь размышляет над тем, что сказал Диоген, а не о том, за кем осталось последнее слово.
В беседу друзей вторгся молчаливый Клит:
– Пока так, наверное, Гефестион!.. Пока! Все зависит от числа побед. С их увеличением желание выслушивать возражения уменьшается…
XI
В повозке, запряженной четверкой лошадей, Таида мчалась в Афины. Ее сопровождал Лисипп, философские беседы с которым все больше и больше захватывали ее ум. Напутствие матери о том, что дочь прославит Афины, город в котором она была рождена, постоянно вспоминалось.