– Ты говоришь о молодом царе так, как будто любишь его. А ты ведь даже еще не знакома с ним?
– Разве для женских мечтаний это преграда?.. Ты знаешь, я была у прорицателя…
– И что же поведал тебе тот, кто видит невидимое?
В глазах Таиды затаилась печаль.
– Он увидел длинную дорогу… На этой дороге предстоит мне встретиться с Александром… Только его путь намного короче моего. Не знаю, что бы это значило?
Иола нежно обняла подругу.
– Над судьбами людей властны боги. Зачем думать о том, что не дано нам изменить?.. К тому же у меня хорошие вести от Неарха. Царь устраивает пир в честь победы над Фивами. Неарх зовет меня.
– От Птолемея у меня нет вестей… Хотя он говорил, что рад будет видеть меня.
– Я уверена в этом! – тут же поддержала подругу Иола.
Таида серьезно посмотрела на нее:
– Хочу, чтобы ты знала: мне нужно воспользоваться вниманием Птолемея, чтобы встретиться в Александром.
– Но это ведь не совсем честно по отношению к Птолемею…
– Почему же? Я ведь гетера… Он мне понравился, и я одарю его лаской, если он будет нуждаться в ней… – И добавила после паузы. – То, что я сказала тебе, Иола, только для твоих ушей!
– Это я обещаю тебе… Но согласиться с тобой мне трудно.
Таида ненадолго задумалась, затем взглянула на подругу, улыбнулась ей.
– Хорошо! Едем!
Полная луна осветила трехликую Гекату, покровительницу волшебства и заклинаний.
Скульптура богини стояла на перекрестке трех дорог…
Таида совершила жертвоприношение… Заколола черного петуха, собрала кровь в сосуд… Окропила землю перед алтарем богини, чья власть распространялась на небо, землю и ад…
Затем встала на колени… Страстно молила:
– О, неназываемая по имени! Пошли мне любовь величайшего и доблестнейшего из мужчин…
Богиня будто пристально вглядывалась в смертную женщину… Внезапно бесстрастный лунный свет озарил лицо Таиды, стоящей перед Гекатой на коленях.
Это был знак благословения!..
В своем огромном шатре царь устроил пир для победителей, которые удобно расположились на пиршественных ложах.
Победителям раздали золотые сосуды, серебряные чаши, дорогое оружие, поместья и рабов, рабов, рабов… Эта щедрость стала возможной благодаря богатым трофеям. То, что щедрые подарки сохраняют дружбу и укрепляют доверие, цари знали слишком хорошо. Эту истину еще с детства усвоил и Александр.
После раздачи подарков в шатер вошла Таида.
Она сбросила плащ, и в белоснежном хитоне – безрукавном и длинном – предстала красавица, о которой можно было сказать языком греческих поэтов: воистину пенорожденная.
Ей надлежало открыть пир.
Гости замерли, пораженные ее совершенной красотой.
На глазах у воинов Таида сбросила и хитон. Лишь шкура леопарда прикрывала великолепные формы ее тела… Золотой шлем с маленьким козырьком подчеркивал совершенные линии ее профиля…
Призывно зазвучали трубы…
Застучала барабанная дробь, отбивая ритм воинственного марша.
Таида танцевала в шатре Александра воинственный танец с оружием – периху.
Маршируя, она высоко вскидывала ноги…
…Демонстрировала высочайшее искусство владения мечом…
Воины, не отрываясь, следили за властными и темпераментными движениями гетеры… Она заворожила даже царя… Восторженными глазами он смотрел на Таиду.
И вдруг Таида ясно и отчетливо стала похожей на его мать – Олимпиаду. Под звуки марша царь услышал голос матери:
– Твой отец – Зевс. Знай и всегда помни об этом. Филипп, этот коварный циклоп, которому один глаз выжег Зевс, потому что он подглядывал за ним, когда тот опустился на мое ложе, хочет объявить младенца своей новой жены Клеопатры наследником престола. Но этому не бывать! Царем Македонии будешь ты, мой сын Александр.
– Конечно, я буду царем! – согласился Александр.
– Филипп будет принесен в жертву богам, ради победы, которая достанется тебе…
Ритм марша усиливался.
Таида, выхватив из рук одного из телохранителей факел, продолжала свой воинственный танец.
А царь снова увидел мать. Глаза матери светились счастьем.
– Мне одной ты можешь довериться до конца.
– Конечно. Даже Филипп, родной отец, изменил мне!
– За это он наказан сполна!..
– Убийство отца – твоих рук дело?
– Да!..
– И оседланных лошадей для Павсания, когда тот пошел с обнаженным мечом на царя, в своей конюшне держала ты?