– Да, Ариман – создатель змей, жаб и насекомых, виновник всех земных бед и несчастий.
– В одной хвалебной песне песры поют: «Я назначаю эту жертву творцу Ахурамазде, лучезарному, величественнейшему, высочайшему, непоколебимому, мудрейшему, великолепнейшему телом, высшему по чистоте», – поделился своими познаниями Птолемей. – Да, кстати, я узнал, что в пределах Маргианы и Бактрии во времена Кира Великого объявился новый пророк по имени Зороастр. Ты слышал о нем что-нибудь, Каллисфен?
– О, это был очень интересный пророк. Зороастр наверняка наслушался проезжих иудейских торговцев, потому что убеждал народ, будто весь мир некогда сгорит во вселенском пламени, а все души умерших людей будут подвергнуты суду, который будет вершить Ахурамазда, единственный бог на небесах. Праведные души будут поселены в прекрасных садах, а все грешные – сгорят в очистительном огне. Этот Зороастр проповедовал, что вся земля станет полем великой битвы, которую ведут Ахурамазда и его добрые духи, язаты, против сил тьмы, возглавляемых Ариманом и его дэвами. Кстати, Ариман и его слуги тоже были созданы Ахурамаздой, но предали своего создателя и объявили ему вечную войну. Но самое интересное заключается в том, что Зороастр пытался убедить своих слушателей, что нет никаких богов и богинь, вершащих судьбу человека. Никто в небесах или в подземном царстве не вьет нитей жизни. Нет и всесильного случая, а человек является полным хозяином своей судьбы и сам своими поступками выпрямляет или запутывает свои пути.
– Ты хочешь сказать, что персы не верили и до сих пор не верят в судьбу и предопределение? – явно удивленный рассказом Каллисфена, с интересом спросил Александр.
– Да ведь это психология варваров. Они считают, что человек сам волен выбирать себе сторону в великой битве между злыми и добрыми духами и тем самым решать и судьбу всего мира, и судьбу своей собственной души.
Все невольно рассмеялись. Смеялся и прорицатель Аристандр, однако заметил:
– Кстати, я слышал, что сам Зороастр окончил свои дни так: его племя повздорило с другим племенем, и он был убит ударом копья.
– Это невежество, неверие в богов, в судьбу, достойно неискушенного народа, – задумчиво сказал Птолемей.
– Любой человек с ясным рассудком может почувствовать на себе власть судьбы! – воскликнул Гефестион.
– Разве мой отец Филипп сам определил срок своей жизни и способ, когда и как ему умереть? Разве Зороастр знал, из-за чего примет смерть? – спросил Александр.
Александр неожиданно про себя подумал: «Ты еще ничего не знаешь, Дарий, может быть, строишь великие замыслы, а в тебя уже нацелена губительная стрела. Я, Александр, и есть доказательство того, что от судьбы тебе никуда не уйти».
Мысль о том, что в нем воплощена вся губительная и неотвратимая сила мойр, наполнила царя гордостью.
Как бы в подтверждение его мыслей в шатер внезапно вошел воин из македонского отряда разведчиков.
– Царь, персы стоят на Гранике!
Александр от неожиданности вскочил:
– Боги услышали мою молитву. Именно на Гранике я задумал дать первое сражение. Клянусь Зевсом, персам не долго придется нас ждать!..
Закрыв глаза, Птолемей мысленно обратился к Таиде: «Помолись за нас, Таида, Афине Палладе. Молитвы возлюбленных доходят до богов»!
Персы выстроились на западном берегу Граника – стремительно мчащейся реки, которая спускаясь с горы Ида впадала в Мраморное море. Казалось, они заняли отличную позицию. С их стороны круто поднимался скользкий глинистый берег, с фланга защищало озеро.
На высоком обрывистом берегу реки неподвижно стояла кавалерия персов. За ней, в долине, – пехота, греческие наемники.
На шестые сутки после полудня появился Александр и тут же перестроил свои войска для наступления.
Когда подъехали к реке, Александр спросил у сариссофора:
– Много их?
– Более ста тысяч. Все войско стоит в долине.
Осторожный Гефестион, глядя на бурное течение реки, заметил:
– Персам удобно бить сверху, с крутого берега. Течение реки быстрое, а глубина неизвестна.
Александр сделал знак рукой, и несколько всадников медленно вошли в реку. Стали копьями промерять глубину.
Командир отряда подъехал к Александру:
– Кони пройдут, царь!
Но тут вмешался Парменион, командовавший македонской пехотой:
– Царь, надо дать отдых воинам после трудного перехода… Бой потребует слишком много сил…
– Я сгорю от стыда, если задержусь у этого ручья! Это недостойно славы македонян!
Сказано было громко, так чтобы услышали стоявшие за спиной царя, и слова его передавались из уст в уста и услышаны были всем войском.