Хитро подмигнув напоследок, Речицкий скрылся в портале, оставив Стругалова в затруднительном положении. Как бы не ударить в грязь лицом… Он поправил армейскую куртку и, будто спародировав ученого, стряхнул с рукава несуществующую пылинку. Затем крякнул и коротко бросил в сторону переминавшихся с ноги на ногу солдат:
– Слушай мою команду – первый пшел!
Сержант нерешительно подобрался к клубящемуся вихрю, обернулся.
– Мне что, нужно повторять?! – рявкнул полковник. – Вперед!
Сержант затравленно вжал голову в плечи и, зажмурившись, прыгнул в неизвестность. Марево всколыхнулось, и парень исчез. А через несколько секунд боец вывалился из автоклава на пол лаборатории. Речицкий готов был плясать от счастья. Белый как смерть сержант на шатающихся ногах подошел к объективу камеры, чтобы командир убедился в том, что он жив-здоров.
– Неплохо, профессор, неплохо, – оценил полковник. – Ну, второй пшел!
Второй боец, лет тридцати, с лычками старшего сержанта, уже более уверенно, чем его товарищ, шагнул в туманное марево. И пропал. Прошла секунда, другая, седьмая… Речицкий нахмурился. Склизкий мегамозг недовольно заворочался на подставке, а потом вдруг самостоятельно отвел свои уродливые щупальца от автоклава в сторону и с хлюпаньем шмякнул ими по подносу, на котором лежал. Повинуясь его движениям, аномалия разделилась на две, часть ее вырвалась на волю и, с громким шорохом разбрасывая песок, уползла в другой конец лаборатории, где через мгновение образовался еще один портал. Новый взмах щупалец – еще портал. Профессор ахнул, пришел в себя и начал бить по сенсорам – бесполезно. Тем временем из одного портала выпала окровавленная рука старшего сержанта, из второго вывалилась половина туловища с расплющенной головой, а из третьего – нижняя часть с раздробленными стопами…
– Что там происходит, профессор? – обеспокоился полковник.
– Так, ничего, маленькая техническая неувязка… – Речицкий понял, что ситуация вышла из-под контроля и сейчас ею каким-то непостижимым образом всецело завладел живой мозг.
– Где Григорьев? Немедленно покажите мне его! – повысил голос Стругалов. Его лицо вплотную приблизилось к камере с той стороны и теперь занимало весь главный монитор в лаборатории. Полковник старательно, насколько позволял обзор, оглядывал научное помещение.
Дмитрий Сергеевич же по стеночке обходил бушевавшие в центре восьмого отсека вихри, пробираясь к спасительному выходу. Лицо на мониторе нахмурилось: Стругалов сообразил, что и этот эксперимент, похоже, провалился. Полковник сначала поперхнулся словами, а потом просто заорал благим матом. Искривленная от ярости физиономия пропала с монитора в тот момент, когда Речицкий пулей выскочил из опасной комнаты. Вслед за ним успели просочиться и рядовой, и ассистент. Профессор захлопнул дверь лаборатории и стёк по стенке коридора. Закрыл лицо руками. Он был близок к истерике. Если выращенный им монстр потерялся где-то на просторах Зоны, то проклятый мегамозг прямо сейчас и прямо здесь взял под контроль аномалию и напрямую угрожает ему и всему научному комплексу. Из лабораторного отсека доносилось сдавленное шипение – под воздействием мощного пси-поля, испускаемого мозгом псионика, ураганные порталы набирали силу.
Где-то в районе Ржавого леса. Настоящее время.
Резкий рывок в сторону в буквальном смысле слова спас мне жизнь. Я ушел в перекат, выпрямился… Ох, похоже, растяжение – больно-то как! Скривившись, вижу, как на том месте, где я только что стоял, в небо вихрем взвился огромный, диаметром в несколько метров, столб песка. И тугая волна аномалии враз смела моего лучшего друга и напарника. Его предсмертный крик навсегда застыл у меня в ушах…
Тем временем смерч отдалился – и грозно двинулся в противоположную от меня сторону, сметая все на своем пути и оставляя после себя безжизненную, покрытую песком пустыню. Всего за несколько минут поляна с корявыми мелкими кустами и жухлой листвой превратилась в песчаный оазис. Еще с минуту я улавливал змеиное шипение вихря, но потом пропало и оно. А в воздухе, словно пепел, оседали песчинки…
Я, напрочь позабыв про боль, ошарашенно сел на землю. За восемь лет, проведенных мной на зараженных землях, такая хрень мне еще не попадалась. Показалось, что уши вновь резанул полный отчаяния и боли крик товарища. Я скрипнул зубами, вдруг предательски защипало глаза. Лист был моим единственным, самым лучшим другом и надежным напарником.