Я сгреб в кулак жухлые листья, перемолол их пальцами и, точно прах невидимого врага, развеял по ветру. Потом встал, отряхнулся. На зеленом камуфляже бурыми пятнами засохла кровь. Я перевел взгляд на труп Штыря.
– Какой бы ты ни был, но похоронить тебя надо, не то мутанты за ночь обглодают. Не по-сталкерски это, неправильно.
Я вытащил из рюкзака саперную лопатку и принялся копать прямо возле перекошенного крыльца. Через час интенсивной работы я кое-как сгрузил тело в неглубокую яму, засыпал землей. Устал до чертиков, но чувствовал, что все сделал правильно. Сбил с лопатки прилипшую к ней землю и убрал в рюкзак. Немного постоял над импровизированной могилой.
– Упокой тебя Зона!
Поминки неожиданно прервал рев еще одной твари. Мне повезло, что циклоп появился только что, а не тогда, когда я закапывал Штыря. Иначе было бы здесь два холмика, если бы, правда, было кому меня закопать, – не думаю, что кровососы озаботились бы моим захоронением. Я резко ушел с траектории нападения ринувшейся на меня твари и бросился наутек. Несся я через всю деревню, благо была она небольшой. Кровосос не отставал. Наконец я вылетел за ограду крайнего дома. На втором дыхании прибавил газу и понял, что на полном ходу лечу обратно, к знаменитой аномалии с «вертушкой» в эпицентре. И вдруг впереди, аккурат перед неровным маревом «жарок», взвился смерч…
Я попал между молотом и наковальней. На бегу матюкнулся так, как, наверное, никогда в жизни: сзади – кровосос, спереди – чертов «наждак». Я дал влево и не заметил, как с разгона влетел в «трамплин». В ту же секунду меня резко подбросило на несколько метров вверх и вперед. Хорошо, что аномалия была совсем небольшой, иначе ускорение просто расплющило бы меня прямо в воздухе. А так я метров на пять взвился ввысь, кувыркнулся в полете и полетел… куда-то. Сердце сначала поднялось к горлу, затем ухнуло в пятки, а потом я почувствовал, как снизу полыхнуло нестерпимым жаром. А еще через мгновение меня от души приложило спиной прямо о расположенный на крыше Ми-25 редуктор. Казалось, из легких разом вылетел весь воздух.
– С-с-сука… – просипел я.
Через несколько секунд, когда смог наконец нормально дышать, я с трудом перевернулся на бок; во рту чувствовался соленый привкус крови – похоже, разбил лицо и потянул мышцу спины. Я рукавом утер губы, наверняка оставив на щеках грязно-кровавые полосы, но сейчас было не до эстетики. От удара о вертолет ныло все тело. Ныло так, что, казалось, каждая косточка треснула и зовет на помощь. Я огляделся: с вертушки открывался довольно живописный вид как на ладони – вот деревушка, где навсегда упокоился Штырь, вон полуразрушенная база «Воли», я хорошо видел, как бойцы группировки сновали туда-сюда, восстанавливая свою территорию, а вот болотце с маленьким домиком из бруса, недалеко от него небольшое стадо свиномразей ищет поживу… А потом я отвлекся от пасторальных картинок и посмотрел вниз: как же слезать теперь? Прыгать с крыши вертолета чистое самоубийство – расплющит «грави», а затем останки, коли они будут, хорошо прожарит. Я осторожно поползал по крыше вертолета, внимательно изучая пространство, и понял, как я остался жив. Оказывается, в доселе считавшейся недоступной аномалии было сверху что-то наподобие узкой воронки, в диаметре не более двух метров, вот в нее-то и закинул меня «трамплин».
Я осторожно, стараясь не думать о том, что будет, если я грохнусь вниз, свесился вниз головой с края. Мне повезло – дверь в кабину была покорежена, но между ней и корпусом оставалось пространство, чтобы просочиться внутрь. Я почувствовал, как предательски потеют руки. Несколько раз выдохнул, обтер ладони о штаны и, повернувшись спиной к «жаркам», как мог аккуратнее стал сползать в щель, зацепился за острый край металла, сильно поцарапав бок, на мгновение замер и затаил дыхание, а затем вновь принялся протискиваться дальше. Принцип «пищит, но лезет» победил. Я вывалился из-под потолка внутрь кабины в обшарпанное разбитое кресло. Руки дрожали, в горле горело – жутко хотелось пить.
Я нормально сел в кресле пилота, стал озираться по сторонам: сгнить здесь заживо мне не улыбалось, а значит, надо искать выход. Но я его, сколько ни размышлял, не видел. Паника и страх уступали место здоровой злости. На себя, на безвыходность ситуации: как выбираться-то?! Второго «трамплина» тут нет, да и был бы – не факт, что второй полет не будет прямиком до кладбища. Я стукнул кулаком по пластику приборной панели. «Крокодил» вдруг вздрогнул, словно сама Зона услышала мою безысходность, да так, что я съехал с кресла пилота на жесткий грязный пол. Колени больно уперлись в грудь. Панель пошла широкой трещиной, и из нее полился яркий свет. А затем из образовавшегося пролома к моему правому ботинку, излучая холодное бело-голубое сияние, выпало нечто. То, что это тот самый арт, про который ходили слухи, я понял сразу: в Зоне только ленивый не слышал легенды об уникальнейшем артефакте, открывающем безграничные возможности для своего владельца. И вот эта легенда сейчас лежала, уткнувшись гладким, словно отполированным до блеска боком в мой заляпанный высохшей грязью ботинок. Прозрачный как слеза, небольшой, сантиметров десяти треугольник с правильными гранями был обвит белоснежными с бледно-голубым отблеском жгутами. Они, словно живые змейки, струились по артефакту, образуя сияние, отчего артефакт казался ледяным.