Когда отец сообщил о своей новой командировке и заикнулся было о том, что поедет один, а жена с сыном останутся дома, то бунт поднял уже не Женя, который воспринял новость спокойно, а Рита. Настаивая на том, что должна поехать с мужем, она разразилась длинной взволнованной речью, в которой мелькали фразы про ностальгию и зов сердца.
Не то чтобы папа Леша хотел поехать без жены – просто он не знал, как быть с сыном. Прошлая командировка удачно пришлась на летние каникулы – но что делать сейчас, в разгар учебного года? Тут уже выступил Женя. Ему пришлось уверить родителей, что не случится ничего страшного, если он поживет в это время у деда. Можно заниматься дистанционно или походить в деревенскую школу. Третья четверть большая, и за такой короткий срок (командировка должна была продлиться всего месяц) он ничего жизненно важного не упустит. Рита горячо поддержала сына, и Алексею не оставалось ничего другого, как согласиться с ними.
И еще одна странность появилась у мамы после предыдущей поездки – в свободное время Рита стала что-то писать в толстой тетради. Иногда она даже не ходила на прогулку, а усаживалась к столу на жесткий стул с высокой спинкой и, как школьница, склонив голову набок и высунув кончик языка, принималась старательно строчить. Домашним сообщила, что задумала книгу, но о чем она будет, не рассказывала и тетрадь никому не показывала.
Сначала Алексей одобрял увлечение жены, всячески поддерживал и говорил, что Рита – талант и книга у нее получится не хуже, чем ее фирменный пирог с индейкой. Но чем дальше, тем более странно вела себя начинающая писательница. Когда она садилась работать, у Женьки возникало такое чувство, что делает это мама не просто неохотно, но вроде бы вопреки своему желанию, будто кто-то ее заставляет. Во время творчества Рита становилась раздражительной, резкой, порой даже грубой. Пару раз сын имел неосторожность обратиться к ней в такой момент, и мама, оторвавшись от тетради, буквально огрызалась в ответ, бросая что-то вроде: «Отстань от меня!» Женьку это просто шокировало – никогда в жизни его мама не разговаривала так ни с ним, ни с кем-либо другим. Впрочем, стоило ей отложить ручку, она опять становилась прежней Ритой – доброжелательной, вежливой и веселой.
Признаться, Жене было очень любопытно узнать, что же такое мама пишет. Но та не отвечала ни на какие расспросы и всегда прятала свою работу так ловко, что мужчины найти ее не могли, прозвав между собой «секретной маминой тетрадью».
И вот теперь она лежала на самом видном месте… Искушение было слишком велико! Женька воровато оглянулся, подошел к столу и торопливо открыл первую страницу…
«Стояло чудесное субботнее утро. Кардифская гора, возвышавшаяся над городом, вся покрылась зеленью. Белые акации утопали в цвету и наполняли воздух дивным ароматом. Майское солнце светило совсем по-летнему и своим ярким сиянием благословляло мирный городок.
Но на душе у спешащей домой Ребекки Глетчер было не столь благостно. Мало того, что она уже опаздывала, так еще несносная собачонка миссис Брантч, соседки-лавочницы, которую Ребекка неблагоразумно взяла с собой на прогулку, постоянно отвлекалась на бабочек. Впрочем, истинная причина душевных тревог Бекки крылась совсем не в собачке и не в возможном опоздании к завтраку. Против своей воли она в мыслях то и дело возвращалась ко вчерашнему пикнику, который родители устроили для Эмми Лауренс, и ее щеки тут же начинали полыхать огнем негодования. Как Сюзи Гарнер и Том могли так поступить с ней?! Бекки считала Сюзи своей лучшей подругой, а Том еще только в прошлую пятницу клялся ей, Бекки, в любви. Но вчера они мало того, что провели весь день вместе, не расставаясь, да еще держались за руки у всех на глазах…»
Женька усмехнулся. Понятно… Мама пишет любовный роман. Ну что же, этого и следовало ожидать. Интересно, много она уже успела насочинять? Пролистнув исписанные страницы, парень заглянул на самую последнюю.
«…Бэтчер склонилась над изображением колец. Нарисованные свежей кровью, они до сих пор восхитительно пахли. Оттолкнув ногой обезображенный труп своего недавнего любовника, Бэтчер подняла черный кривой нож и без страха вонзила его себе в руку. Темная кровь хлынула ручьем, боль пронизала руку до самого плеча, но жрица не замечала ее. Держа руку над рисунком, она стала повторно обводить круги собственной кровью, лившейся из раны…»
Прочтя этот абзац, Женька оторопело остановился. Текст был так не похож на начало истории и так разительно не вязался с образом его мамы, что парень даже растерялся. Переведя дух, он продолжил чтение. Женя читал быстро, торопливо, постоянно прислушиваясь, не поворачивается ли ключ в замке входной двери.