Стам, с глазами, закрытыми против солнца, пробивающегося сквозь листву, без сожаления размышлял об опасности влюбиться в эту девочку. Беспокоило его лишь то, что чувство угрожало его образу жизни. Ему было все равно — ее приезд сюда делал его таким счастливым, что он сам удивлялся. Но его бельгийская личность была скомпрометирована — ему не следовало больше появлять-ся в этом гараже. Нельзя допустить, чтобы она узнала о Жераре де Винтере или о Соланж, — теперь это мучило его; он должен серьезно обдумать, как быть с Соланж. Здесь это не имело значения. Вельдвахтер, лесные сторожа — хотя лучше, если бы они его не видели.
Он поступил неосторожно, но теперь это его не интересовало. Эта девочка соответствовала тому образу женщины, который он носил в душе. Его частная жизнь здесь в течение многих лет давала ему удовлетворение, в ней он находил убежище от этого гнусного отеля, от этой ужасной женщины, которые отравляли ему жизнь. Его романтическая натура имела достаточный выход своим стремлениям во время войны, но с тех пор… Его страсть быть свободным привела его к этой жизни, тайной, которую он искусно, шаг за шагом воздвиг. Но не было ли это лишь временным болеутоляющим средством, пока он не встретил эту девочку? Прав ли он был, что рисковал всем этим ради нее?
Едва ли она этого заслуживала. Давным-давно он благоразумно решил, что женщины, которая бы этого заслуживала, не существует. Не обманывал ли он теперь сам себя? Не должен ли быть результат этого самообмана роковым для его предприятия, которое он так старательно организовал, основываясь на опыте военного времени? Бизнес был серьезный. Это сделало его богатым. Теперь он мог навсегда отделаться от отеля, окончательно освободиться от Соланж. Но он не мог пренебрегать делом, не мог даже на время оставить его. Он стал в той же степени пленником контрабанды, как был до этого пленником отеля.
В самом деле — как нетрудно это было. К тому же было вполне почтенно — надувать должностные власти, научившись предосторожностям, чтоб не попасться. Ему было все равно, какие это власти — немецкие, голландские или бельгийские. Переправлять через границу масло гораздо легче, чем многое другое. «В конце концов есть что-то очень трезвею и буржуазное у меня в крови, — думал он. — Будь она проклята, эта женщина, вызывающая рискованные желания. Я должен устоять перед искушением».
Увы, благими намерениями… В это мгновение Люсьена сказала:
— Что больше всего нравится мне в вашем доме, так это его независимость.
— Поэтому я и выбрал его. Никто обычно не хочет иметь дом в лесу. Люди не хотят независимости — особенно, когда приходится обходиться без того, за что платят налоги — почта, дороги, уличное освещение, канализация, газ, вода.
— И всякие социальные потрясения — едва ли они коснутся вас; предместья в этом отношении выигрывают. Ни торговцев, ни соседей, — вы не можете себе представить, как я вам завидую.
— Дорогая моя, торговля, деньги, бизнес есть всегда. Вдумайтесь в слово «бизнес». Для меня это означает хлопоты. Чем бы ни заниматься, всегда найдется кто-то, кто попытается организовать это и заработать на этом деньги, — это крайне неприятно. Тем не менее, я свободен, как капитан Лингард. Но это потребовало много лет, много полных опасности и риска лет.
— Но зато вы — капитан «Флэша». — Ей понравилось это сравнение.
— Да. Всегда на виду у голландских канонерок.
Она засмеялась. Ему ничего не стоило обратить это в шутку, — к счастью, она не хочет понимать, что это правда. Канонерки… и тайные конкуренты в торговле, которые крадутся и шпионят за ним. Как «Флэш», он мог оставить их за кормой.
— Похожая идея была у моего отца. Жена его была ужасна; все политические выверты он ненавидел. Он хотел купить судно и поплыть вокруг земли.
— Почему он этого не сделал?
— Не хватило духа. Он ничего не знал о мореплавании; не мог отличить мачту от вязальной спицы. Корабль должен был быть достаточно мал, чтобы мы вдвоем могли с ним управиться, и достаточно велик, чтобы выдержать фортепьяно. Вы понимаете, романтическая идея, совершенно нелепая. Но эта мечта навсегда осталась у меня в сердце; и я завидую капитану Лингарду.