— По-моему, Лингард был ужасным дураком.
— Он не был слишком утонченной натурой.
— Как можно быть таким глупым! Ты, конечно, тоже идеалист, но не такой несуразный. Ты совсем не похож на него.
«Не похож? — подумал он. — Хотел бы я знать…» Вслух он сказал:
— Ты ошибаешься, когда подходишь к нему с сегодняшней меркой. Дитя викторианской эпохи. И англичанин. Англичане не похожи на нас. У них иное понимание романтики. Но мир изменился, даже англичане уже не бывают такими. Если вообще они были такими когда-нибудь, — добавил он в раздумье.
— Ты меня действительно любишь? Я нравлюсь тебе, доставляю тебе радость, но любишь ли ты меня?
— Да. Я не люблю говорить об этом. Когда говоришь, кажется, что лишаешь это силы. Но я все равно скажу.
— Что — это? Ведь во мне должно быть что-то, по-твоему, достойное любви.
Он посмотрел на сигару, как будто она могла подсказать ответ.
— Ты человек действия, создана для действия. Большинство женщин сидят, прядя паутину интриг, углубленные в самосозерцание, полные скрытности. Они никогда ничего не делают, только ждут, что мужья все сделают за них. На тебя это не похоже. Одно это уже достаточно редко. Ты не будешь сидеть за конторским столом, раздавая улыбки и листочки бумаги мужчинам, похожим на слизняков. Такие женщины, как ты, склонны к фанатизму.
— О, да, очень.
— Как этот, как его там зовут?.. Норвежец из книги, который взрывает корабль. Я могу представить тебя на его месте. На такое способны только северяне. Лично у меня не хватило бы пороху.
— Ты совершенно прав. Я одобряю Йоргенсона. Я бы тоже взорвала корабль. Но такие женщины не очень интересны или приятны.
— Нет, это интересные женщины. Но они должны быть очень осторожны, чтобы не стать очень несчастными. Я не допущу, чтобы ты была несчастной. Я все время думаю, как сделать тебя счастливой. И укротить опасные свойства твоего нрава. Я хочу на тебе жениться. Я знаю твои возражения, но, понимаешь, ты представляешь меня большим романтиком, чем я есть, — сказал он, усмехнувшись. — Правда, я весьма трезвый и добропорядочный человек. Иначе мои дела не шли бы так гладко. Мне хотелось бы прекратить эти постоянные разъезды, не бывать больше в Бельгии, спокойно и тихо жить в Амстердаме, где никто никогда даже не заподозрит, что я контрабандист. Я хочу вложить капитал в какие-нибудь надежные акции — заставлю свое пиратство послужить на выгоду другому. Все компании — пираты, знаешь. Единственное их достоинство — да и то только в их собственных глазах — то, что они почти наполовину законны. Тебе бы они показались чудищами лицемерия. Мы будем приезжать сюда ни уик-энды, купим яхту, может быть.
Она улыбнулась ему.
— Уж не собираешься ли ты стать одним из этих хитрых ублюдков, всегда готовых соблазнять меня на что угодно?
— Возможно.
— Ты так богат. Не то чтобы меня это сколько-нибудь интересовало…
— Много лет я получал весьма большие доходы и никогда ничего не тратил.
— Чудесно. Что ж, может быть, я выйду за тебя замуж. Не думаю, что мне захочется работать в гараже до седых волос. И я обещала тебе всю себя. Если это означает женитьбу, я согласна. Но я настаиваю на яхте.
— Тебе бы не хотелось, чтобы я начал эту великую компанию подкупа с нового автомобиля для тебя? Какой-нибудь свирепый автомобиль… Тебе очень пойдет.
— Автомобиль? Для меня? Совсем не нужно. Ты сошел с ума.
— Почему? Я так или иначе думаю обменять свой «Мерседес» — он уже становится совсем дедушкой. Но уж если мы тебя подкупаем, я должен открыть тебе секрет, У меня уже довольно давно есть дом в Амстердаме. Его нужно еще привести в порядок для тебя. Я там только иногда останавливался. Мы будем там жить. Возле дома ты сможешь оставлять автомобиль. Дерзко. Предоставь это мне. Мы позаботимся, чтобы у тебя была хорошая женственная машина. Не слишком маленькая, надежная и быстрая и, как ты, красивая. Я позабочусь об этом.
— Какой же ты мошенник, что не говорил мне об ЭТОМ.
— Ты хочешь, чтобы у меня совсем не было секретов? Чтоб я выкладывал тебе все немедленно? Спрашивал у тебя разрешения, прежде чем сделать малейший шаг?
— Помилуй бог, нет. Это было бы похоже на витрину магазина, и очень скучно. Но теперь я вижу, что ты не похож на Лингарда.
— Но я действительно не Лингард. Ты должна избавиться от иллюзий на мой счет.
— Позволь мне избавляться от них постепенно. Однако я с удовольствием посмотрю дом.
— Знаешь, чего я хочу? Дом, который напоминает о тебе. Я хочу жить там, где одежда, кровать хранят формы твоего тела, бокалы, которые тебя отражают…
Придя в следующий раз, она радостно вручила ему пакет.
— Я кое-что купила тебе. Ничего значительного. Однако, надеюсь, это доставит тебе удовольствие.
— Но что это может быть? Похоже на картину. Это картина.
— И я даже думаю, что хорошая. Дома меня приучили к живописи, да и с тех пор я кое-чему научилась. Я купила ее дешево — по-моему я устроила тебе выгодное капиталовложение.
— Просто дух захватывает, — сказал он, ошеломленный небольшим зимним пейзажем Брейтнера. — Я совершенно очарован.
— Я хотела подарить ее тебе для твоего дома. Тебе ведь хотелось что-нибудь, что я бы сама выбрала. Я счастлива, что она тебе нравится.
— Нравится? Но это волшебно! После нее то, что я тебе купил, к сожалению, не кажется таким блестящим.
— Что это?
— Сюрприз, цена которого теперь упала. Взгляни, вон там, у сарая…
Люсьене этот сюрприз совсем не показался обесцененным: она увидела белый двухместный «Мерседес», опробовала его управление, почувствовала под ногами педали, вдыхала запах мягкой белой кожи, с профессиональным восторгом механика пожирала глазами мотор.
— Я думаю, на автостраде он дает сто восемьдесят, — радостно заявила она. — Милый, я всегда думала, что достаточно лишь получить большую взятку, чтобы покориться, как овечка. Я выйду за тебя замуж.
— Приятно вас видеть, — мирно сказала Соланж. — Вот уж поистине самое время уделить нам немножко своего общества. Но долго радоваться этому я не намерена, мне крайне необходим отпуск. Вы сможете устроить так, чтобы остаться на две недели?
— Думаю, смогу. Погода, кажется, установилась, месяц в светлой четверти. В ближайшие пару недель вряд ли будут перевозки, устройте себе отпуск. Я позабочусь, чтоб все было в порядке.
— Этого нового официанта, итальянца, не мешало бы малость приструнить. Он попытается воспользоваться моим отсутствием.
— Хорошо. Но мне хотелось бы поговорить кое о чем серьезно, прежде, чем вы уедете.
— Хм, я предчувствовала нечто подобное.
— Ну и что же?
— Лучшего времени не выберешь.
— Хорошо. Имею честь сообщить вам, мадам де Винтер, что скоро вы станете вдовой.
Соланж запрокинула голову и засмеялась. Смех не красил ее, но ему он был приятен.
— Я предполагала, что в конце концов вы придете к чему-либо подобному. Вы оригинал, Жерар. Я всегда это высоко ценила. Как, однако, это отразится на делах, на ваш взгляд?
— Вы будете иметь удовольствие унаследовать все это имущество. Оно нуждается в присмотре. Я еще не решил окончательно, как лучше это сделать. Необходим вполне респектабельный свидетель моей печальной кончины. Вы тоже, само собой разумеется, но вы заинтересованное лицо. Нужен еще другой, а то кто-нибудь решит, что вы меня прикончили, — сказал он, усмехаясь. — Возможно, в один прекрасный день, очень скоро вы увидите на пороге полисмена, исполненного сочувствия и замешательства. Произойдет несчастный случай, будьте очень осторожны, следите за каждым словом и не опознавайте меня, пока не будете совершенно уверены. Пожалуй, лучше уверять их, что это не может быть правдой. Должно быть, кто-нибудь другой. А это будет означать, что вы становитесь единственной владелицей отеля, который благодаря вам достигнет значительной ценности. Кроме того, вы свободны будете избавиться от него по своему усмотрению, В этом есть и личное преимущество — приятнее и удобнее быть вдовой, чем иметь постылого мужа. Я по-прежнему, конечно, буду заботиться о том, чтобы у Жильбера было столько масла, сколько ему нужно. А если вы встретите меня на улице, скажем, в Гамбурге, — он улыбнулся, — то сделайте вид, что меня не узнаете, м-м? Устраивает вас этот план?