— Да поможет нам небо, — прошептал Георг, вглядываясь в ночь, беспомощно сжимая и разжимая кулаки.
В спальне Лотты ассистент Лунд удобно растянулся в голубом кресле. Он смотрел в окно, но теперь остановил взгляд на спящей Лотте. Сейчас эта девушка выглядит лучше. Дыхание почти нормальное, можно биться об заклад, от укола пенициллина, который сделал ей врач, жар уменьшился. Нет никакого сравнения с тем, как она выглядела, когда он ворвался в ее комнату. Любой бы испугался до смерти, если бы забаррикадированная им дверь внезапно распахнулась и стул бы с грохотом опрокинулся.
Со стулом она неплохо придумала, он как раз подпирал ключ. Было чертовски трудно отпереть дверь. Лунд сунул руку в карман, нащупывая трубку. Ему хотелось пойти покурить, но врач запретил оставлять больную одну. Подруга больной обещала немного посидеть с ней.
Как бы в ответ на его мысли в дверь тихо постучали. В комнату заглянула Ютта.
— Час освобождения приближается. Я приготовила завтрак для вас и мужа, а свой прихватила сюда. Отдохните немного, а я подежурю. Бедняга, у вас ужасно измученный вид.
Лунд улыбнулся.
— День выдался тяжелый, но и вам досталось. Не хотел бы я когда-нибудь быть запертым в одном доме с убийцами. Хорошо, что мы так быстро обнаружили улики. Что бы эти господа ни говорили, им придется туго на суде присяжных. Теперь надо поставить на ноги эту молодую даму, чтобы она в конце концов сказала решающее слово.
Ютта отвернулась и посмотрела в окно.
— Да, — ответила она. — Мы не должны об этом забывать. — Они немного помолчали, глядя на Лотту, которая видимо спала. — Надеюсь, она выживет, — сказала Ютта, — но, честно говоря, я в это не верю. Чтобы перенести отравление газом, да еще такое сильное воспаление легких, нужна крепкая конституция, а бедная Лотта всегда была слабенькой.
БЕДНАЯ ЛОТТА ВСЕГДА БЫЛА СЛАБЕНЬКОЙ.
Лотта собралась протестовать. Она лежала в полусне, но ей не хотелось открывать глаза и отвечать на вопросы. Но что за чушь несла Ютта? Она всегда была выносливой, как лошадь. Она по пальцам могла сосчитать дни, когда за последние годы болела.
Лотта задумалась. Голоса Ютты и Лунда стали сливаться в неясное бормотание. Лотта пыталась понять непостижимое: как Георг мог стать соучастником в убийствах. Она знала, что полиция увезла его и Петера, и чувствовала, что здесь произошла какая-то вопиющая ошибка. Георг никак не ассоциировался с осенью. Во всяком случае, с тем неуловимым воспоминанием, которое таилось в глубине ее сознания с тех пор, как она упала с лестницы в Розенбринке.
Единственное, о чем она могла вспомнить, связанное с Георгом и осенью, — это приятные прогулки в лесу: голубое небо высоко-высоко, а листва на деревьях пламенеет. Как она любила эти прогулки! Они болтали о пустяках или обсуждали серьезные проблемы. Когда она была вместе с Георгом, ей казалось, что весь мир принадлежит ей. Как часто она хотела сказать «да», когда он просил ее руки. Странно, что она давным-давно не сказала этого. Ведь она любила Георга. Да, она любила Георга, а теперь его разоблачили как убийцу.
А Петер, он всегда был другом ей. Если думать о нем и осени, на память приходит горящий камин. Петер ходит взад и вперед по комнате, что-то внушает и объясняет ей. Ему принадлежит большая доля в ее успехах: он точно знал, что требуется от художника-иллюстратора, он заставил ее работать так, что она приобрела настоящую известность, несмотря на свою молодость.
Покойного беднягу Бента она подозревала больше всех. Так естественно связать воедино лесничего, лес и осень. Если бы она доверилась ему после эпизода со стаканом молока!
Если бы они действовали заодно, едва ли дело обернулось так скверно.
Или ей следовало довериться Ютте и Енсу? Они дружили с Юттой много лет. Когда она думала о Ютте и осени, ей на память приходили их веселые нашествия на универмаги. Каких только дурацких модных тряпок не покупали они за эти годы! И непременно каждый раз приобретали что-нибудь одинаковое.
Этой осенью они купили пару великолепных нижних юбок из трех слоев нейлона, они так забавно шуршали…
Мысли Лотты прервал звук закрывшейся двери: это Лунд отправился завтракать.
О чем это она думала? Мысль была очень важной. Что-то о новых нижних юбках, они забавно шуршали, словно кто-то сметал в кучу опавшие листья. Это было похоже на шорох осенних листьев, и это она услышала перед тем, как ее столкнули с лестницы.
На лестнице была Ютта. Значит, это была Ютта! Сердце Лотты билось так, будто вот-вот разорвется. Убийца — Ютта! И сейчас она с ней наедине… Лотта открыла глаза и в ужасе уставилась на подругу, та медленно приближалась к постели. Лотта пыталась закричать, пыталась выскочить из постели. На лбу у нее выступил пот, но она смогла лишь поймать взгляд Ютты.
Ютта подошла ближе.
— Значит, ты, наконец, вспомнила, — сказала она бархатным голосом. — Жаль, что ты не. вспомнила немного раньше.
Право, я даже хотела, чтобы ты вспомнила: все было бы проще, если бы меня взяли сразу. Я убила Петерсена по несчастной случайности, как и писала в признании, которое выдала за твое. Мне его не жаль, он был мерзким типом, просто я решила немного запутать следы, подложив тебе револьвер.
Сначала я не хотела ничего предпринимать, но тут появилась ты со своим дурацким замечанием об осени, и, хотя оно еще ничего не доказывало, я. поняла: чтобы чувствовать себя в относительной безопасности, нужно устранить тебя.
Все это получилось очень легко, слишком легко, стоило только начать. Мне жаль, что Фрэнсис и Бенту пришлось умереть, но инстинкт самосохранения гораздо сильней, чем ты думаешь, Лотта, гораздо сильней.
Лотта закричала что есть силы, но крик прозвучал, как хриплый шепот, и бархатный голос продолжал:
— Ты хорошо знаешь, что это не поможет, Лотта. Из кухни тебя не услышат. — В умных глазах Ютты мелькнуло безумие.
— До сих пор никому и в голову не приходило подозревать меня, — сказала она. — Ты одна можешь разрушить мои планы, и поэтому я вынуждена тебя убить.
Это необычайно просто, я их убедила, что ты болезненна от природы и едва ли справишься с воспалением легких.
Она была уже рядом с постелью, и Лотта едва успела увидеть выражение ее глаз, как к ее лицу была прижата подушка.
Лотта изо всех сил пыталась освободиться и глотнуть воздуха, но руки крепко держали подушку. В ушах у Лотты зашумело, перед глазами заплясали красные блики. Она погрузилась в темноту.
Внезапно мрак был разорван режущим белым светом. Послышались взволнованные голоса, крики и топот. Голос Георга отчаянно звал ее издалека, с шумом захлопнулась дверь.
Захлопали другие двери, и кто-то закричал еще громче. Лотта разобрала слова: «Она мертва», — и пыталась сказать, что она еще жива, и, хотя могла только хрипло бормотать, кто-то понял ее, кто-то пожал руку, и голос-Георга сказал:
— Они говорят не о тебе. Спи.
Николас Фрелинг
Загадка белого «Мерседеса»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Розенграхт — улица в Амстердаме. «Грахт» означает канал между домами; дома там до сих пор еще стоят, но канал уже засыпали — уступка уличному движению. Сейчас, увы, — это, идущая от центра города, широкая и скучная магистраль, по которой движутся трамваи и машины. На полдороге еще высится изящное сооружение — Западная башня, одна из красивейших в Европе.
Все улицы в этом районе носят названия цветов, да и сам район Наполеон назвал «1е jardin» — сад. Зто шутка, так как здесь традиционный район голландских «кокни», здесь живут те «истинные» амстердамцы, которые бедны, потому что слишком умны, чтобы работать, и выживают они только благодаря своей хитрости, сметливости и самым острым во всей Голландии языкам. Шутка эта злая, потому что улицы «сада» — Пальмовая, Лавровая, улица Роз, улица Лилий — старые трущобы, переполненные людьми.
Голландцы исказили французское слово, и «jardin» в Амстердаме называют «Жордаан». Район очень изменился, но амстердамец все еще уверен, что обитатели его никогда не работают и не стригутся; и здесь все еще случаются всякие забавные происшествия; по-прежнему бродит, хотя и бледный, призрак тех дней, когда закон не имел здесь никакой силы. Даже в преступлениях, совершаемых в Жордаане, есть нечто комичное.