Братов разговаривает в маршрутах с Гришей, как с ровней.
— Как ты думаешь, — спрашивает он, — сумеем подняться вон по той щелке?
— Сумеем, — отвечает Гриша.
— Ну, ну, не бодрись очень-то. На самый карниз как заберемся? Там отвес.
— Заберемся, — настаивает Гриша.
— Коли так — идем, — решает геолог, улыбаясь, и вокруг серых глаз его собираются частые морщинки.
От Павла Осиповича Гриша твердо усвоил истину: «Не так страшен черт, как его малюют». Снизу склон представляется крутым, неприступным, а заберешься выше и отыщешь место, где можно подняться, — не на ногах, так на карачках заползешь.
Вечерние костры на лагере были клубом и местом заседаний геологов. В хорошую погоду после ужина у огонька собирался весь отряд: здесь обсуждались новости, рассказывались дневные происшествия, намечались планы очередных маршрутов и переездов. А под конец, засидевшись допоздна, пели песни или просто шутили, смеялись…
Как-то неприметно получилось, что распорядок дня оказался в твердых руках Валентины Гавриловны. Хоть она никогда и не распоряжалась, но ее слушались все. Бывало, уже за полночь, Петр с Гришей принесут к огню новую сушину, Николай погладит ладонью смолисто-черные кудряшки коротенькой своей бородки и приготовится затянуть песню — а Валентина Гавриловна поднимется на ноги, отойдет немного в сторону от жара, обведет всех взглядом и, чуть улыбнувшись про себя, решительно заявит:
— Пора спать.
Грише всегда кажется, что в этот момент ее улыбка чем-то неуловимо похожа на улыбку Наташи.
— Ещё немного, Валя, — за всех попросит Братов.
Но она непреклонна.
— Спать, спать. Остальное допоем завтра.
С этими словами Валентина Гавриловна уходит в свою палатку. А через минуту вслед за ней расходятся и остальные.
— Вот оно как, братцы вы мои, — улыбаясь, скажет Павел Осипович.
А Николай, блеснув на него глазами, почешет затылок и состроит такую гримасу, что все покатятся со смеху и даже молчун Петр восхищенно воскликнет:
— Ну и артист!
— Берите пример с Виктора, — объявит Николай, поднимаясь на ноги, — он уже давно бай-бай делает. — И, подняв палец вверх, Николай заставит всех прислушаться к громкому храпу в палатке.
…Первые дни Гриша все надеялся, что вот не сегодня-завтра станет известно что-нибудь новое о рудаковском золоте. Но дни шли за днями в трудовом будничном однообразии, похожие и непохожие один на другой, как шум речек, на берегах которых отряд устраивал палаточные лагери.
И только в один из августовских дней приключилось новое загадочное происшествие, такое же странное, как уже позабытый случай с конскими путами.
На лагере в тот день оставался только конюх дед Кузьма да пес Шарик, остальные были в маршрутах, Кузьма Прокопьевич надумал поставить перемет на ночь. Подходящее место в излучине реки он присмотрел еще накануне. Он ушел под вечер, не дождавшись маршрутчиков. Придут без него — беды не будет. Ужин готов, ведра с супом и чаем висят на тагане, в сторонке от дотлевающих головешек. Шарика оставил в лагере, а чтобы тот не увязался следом, привязал его веревкой к колу возле продуктовой палатки.
Не успел Кузьма Прокопьевич отшагать и половину пути, как услышал позади отчаянный захлебывающийся лай собаки. Никогда раньше Шарик не лаял с таким остервенением. Что-то случилось — собака зря не станет брехать. Шаркая ичигами по кустам, рыболов заторопился обратно. Навстречу мчался Шарик с обрывком веревки на шее. Он возбужденно прыгал вокруг конюха и нетерпеливо и зло лаял, упрашивал поторопиться. «Никак медведь пожаловал в гости», — подумал Кузьма Прокопьевич. Однако, завидев лагерь, отбросил эту мысль — возле палаток спокойно топтались кони. Одно только было странно: все сгрудились в кучу и что-то жадно хватали с земли. К палаткам он подошел одновременно с Виктором Прагиным (тот как раз возвратился из маршрута). Под ногами у лошадей валялся брезентовый мешочек с запасом соли. Дед Кузьма ударами плети разогнал, коней, спасая остатки необходимого продукта. Палатка с продуктами, как уверял дед Кузьма, оставалась застегнутой на все петли, а соль лежала в ней во вьючном ящике сверху. Вечером после ужина все обсуждали это странное происшествие. Общее мнение высказал Николай:
— Запамятовал ты, деда: и соль позабыл спрятать, и палатку не застегнул.