Внезапно послышался далекий лай собаки, который сразу же сменился жалобным визгом. Братов резко обернулся — ноги выскользнули из углублений, он упал на спину и стремительно покатился вниз, инстинктивно стиснув в ладони ручку молотка. Скольжение немного затормаживал рюкзак за плечами, образцы пород, уложенные в него, под тяжестью тела вдавились в снег, прочерчивая неглубокие борозды. Несколькими сильными и резкими движениями перевернулся через спину и выбросился на край снежного полотна — коленом ударился о выступ обнажения и врезался в гущу цепкого колючего кустарника. В результате удачного маневра Братов отделался царапинами на руках и лице, ссадинами да разодранными вдоль гач брюками. Некоторое время он сидел оглушенный, все еще переживая неудачу, браня себя за неловкость и радуясь благополучному исходу. Ощупал кровоточащую царапину на левой ноге, поморщился от боли, но, вспомнив выдуманную кем-то поговорку: «геолог не собака — на нем быстро заживает», — повеселел. Выскреб комочки снега из ботинок, сам себе сказал вслух:
— Все хорошо, что хорошо кончается, — и собрался идти дальше. Возвращаться наверх, к глыбе сланца, не имело смысла, да и времени уже оставалось, чтобы только-только успеть засветло прийти в лагерь. Но тут ему снова померещился посторонний звук. На этот раз скрип дверных петель. Братов оглянулся, будто ожидал увидеть неподалеку избушку со скрипучей дверью, но вокруг одни голые камни да тощий кустарник, и только глубоко внизу темнеют заросли кедрача. В горах нередко бывает, когда утомленное тишиной ухо вдруг различает знакомые, но чуждые месту звуки: крик петуха, лязг металла или далекий гудок автомобиля.
Павел Осипович пошел склоном, постепенно спускаясь вниз. Примерно через час, уже на ровном месте, он остановился под огромным кедром. Мохнатые лапы ветвей под тяжестью шишек свисали почти к самой земле. Маршрутчики имели обыкновение приносить в лагерь рюкзаки, набитые пахучими смолистыми шишками, шишки пекли в горячей золе, вытапливая смолу, и щелкали орешки, разбрасывая возле костра коричневатую шелуху. Братов, не влезая на дерево, насшибал шишек молотком и ползал по сухой хвойной подстилке, собирая их в рюкзак. Под руку попался торчащий из земли сучок. Геолог выдернул его, намереваясь швырнуть в сторону. Сучок оказался прямым и поразительно тяжелым. Очистив находку от прилипшей хвои, Братов с изумлением увидел у себя в руках не палку, а заржавленный ствол винтовки.
Разглядывая изъеденный временем ствол, он услышал треск сучьев неподалеку. Кто-то приближался сюда. Первая мысль — медведь! К счастью, сегодня оружие при себе. Геолог прислонился к дереву и вынул из полевой сумки пистолет. Судя по треску в кустах, зверь находился в нескольких шагах, но оставался невидимым в гуще зарослей. Братов привычным движением передернул затвор. Резко лязгнул металл: шум в осиннике прекратился — медведь насторожился. Тягостная тишина оборвалась — послышались быстрые тяжелые шаги: зверь убегал вниз по долине, в ту сторону, куда нужно идти геологу.
Любоваться находкой не было времени. До наступления темноты осталось немного, нужно спешить в лагерь. Ржавый ствол Братов сунул в рюкзак. На досуге будет время рассмотреть лучше.
«Не могла ли эта винтовка принадлежать кому-нибудь из экспедиции Рудакова? — размышлял Братов, идя по лесу, и сам себе отвечал: — Вряд ли. Рудаковское золото на Большой тропе, а тропа в долине Каменной. Все это верно, — думал он, — но нет ли какой-нибудь ошибки в легенде? И золотая жила Рудакова может быть, вовсе не на тропе?»
Первое время он шел осторожно, с опаской поглядывая в стороны: не притаился ли где зверь. Случайно геолог вышел на хорошо проторенную звериную тропку. Она вела в нужном направлении. В тенистых местах на утоптанной земле сохранялся тонкий слой снега, первого в этом году. Как ни быстро шагал Братов, но от его внимания не ускользнул свежий отпечаток крупной лапы. Мимоходом геолог наклонился, чтобы лучше рассмотреть форму медвежьей ступни.