Неизвестность не делает страх меньше. Скорее бы войти в лес. Уже подходя к опушке, он еще раз оглянулся. В это время резко, словно удар бича, за спиной у него прогремел выстрел. Гриша кинулся бежать в спасительную чащу леса. Второго выстрела он не услышал. Просто ему почудилось, будто кто-то изо всей силы тяжелой палкой ударил его по плечу. Боль разлилась по телу, вдруг подкосились ноги, и, хотя Гриша продолжал быстро-быстро бежать, ему казалось, будто он не двигается вовсе. Потом он запнулся о сучья, полетел вниз и сильно ударился головой об острый камень; хотел снова вскочить на ноги, но сумел привстать только на колени: все вокруг вдруг потемнело — он упал на землю, уткнувшись лицом в мох. Страха больше не было, боль почти исчезла, осталось только одно — желание удобней лечь и уснуть. В ушах хлопали выстрелы, они постепенно становились тише и слились в один непрерывный баюкающий звук. Перед закрытыми глазами из прозрачной глубины взволнованной воды улыбалось лицо Наташи.
Где Гриша
После завтрака Кузьма Прокопьевич и Петр занялись приготовлением походной бани. Хотели позвать на помощь Виктора и Гришу, но ни того, ни другого в лагере не нашли.
Павел Осипович составлял информационную записку, Валентина Гавриловна наносила на карту результаты маршрутов за последнюю неделю.
Обед пока не начинали готовить — с часу на час ожидали обоз с продуктами: должны были привезти немного свежих овощей, по которым все стосковались.
Лошадей ждали все: кому не терпелось прочитать свежие газеты, кто надеялся получить письмо. Обоз по расчету должен был подойти еще вечером, но отчего-то опаздывал. Особенно это никого не тревожило: случается и поезда не по расписанию приходят, а здесь не железная дорога — тайга.
— Что-то мне сегодня Игорек и Наташа приснились, — сказала Валентина Гавриловна, отложив в сторону раскрытый дневник.
Павел Осипович, не отнимая карандаша от восковки, поднял на нее глаза.
— Да ты не сердись. Я только на минуту оторву, очень сон интересный. Наташа посадила Игорька верхом на оленя и говорит: «Держись за рога, не хнычь — ты мужчина».
Павел Осипович тоже отвлекся от работы.
— Знаешь, Валя, я ведь сам соскучился по ним, по обоим.
— Ну вот, наконец-то хоть раз признался, а то всегда меня коришь: «Заскучала, заныла, ничего с ними не станет, им без нас еще лучше», — торжествуя, проговорила она, подражая интонации мужниного голоса.
— О-гой! — крикнул Петр во всю мощь легких. — Едут! Едут!
Все побросали занятия и высыпали навстречу приближающимся лошадям. Первым на рысях, подхлестывая концом повода серую лошадь, подъехал всадник в ярком малиновом джемпере и зеленой шапочке.
— Ой, Наташка! — тихо воскликнула Валентина Гавриловна и, помолодевшая, легко побежала навстречу дочери.
— Вот бес — не девчонка! — выругался Павел Осипович, пытаясь прогнать с лица невольную радостную улыбку.
— Мама! Мамочка! — Наташа круто осадила разыгравшуюся лошадь и, проворно спрыгнув на землю, бросилась на шею матери. Потом так же быстро подбежала к отцу, спрятав голову у него на груди, хитрыми, смеющимися глазами посматривала на мать и по-птичьи тараторила:
— Папочка, милый, не ругай меня — я так соскучилась.
— Как там наши живут? Как Игорек? Как бабушка? — спрашивала мать.
Павел Осипович поцеловал дочь и с серьезным лицом погрозил ей пальцем, многозначительно пообещав:
— Мы еще поговорим потом.
Наташа притворилась напуганной, но по счастливым смеющимся глазам отца видела, что ей нечего бояться. Отец может сделать лицо серьезным, загасить улыбку в углах губ, но если его глаза светят вот так, как теперь, то уж верно: никакому наказанию не бывать.
— Все у нас хорошо; Игорек здоров, бабушка тоже, — отвечала она матери.
— С бабушкой все ругаетесь?
— Нет. Мы с ней мир заключили.
— Давно?
— Уже четыре дня.
— Ох ты и хитрущая. Это чтобы бабушка позволила поехать к нам? Представляю, как ты с ней лисила.
— Да нет же, мама. Мы с ней просто по-честному.
— Ну ладно, ладно…
Подошли остальные пять лошадей и с ними проводник и завхоз партии Артемов. Все принялись развьючивать коней.
— А где же Гриша? — наконец спросила Наташа. Она уже давно взглядом отыскивала своего товарища.
— В самом деле, где же Гриша?
— И Виктора не видно, — сказал дед Кузьма.