Выбрать главу

моего приятеля вскоре уничтожили, но перед тем, как это произошло, он успел представить меня одному из тех людей, которые сами по себе являли своего рода очаг сопротивления, это был первый такой человек среди моих знакомых, с виду он ничем не отличался от других, но я знал, что он стоял у истоков партизанского движения

меня назначили ответственным по снабжению новообращенных духовной пищей, новобранцы вербовались отдельным засекреченным подразделением

я же рвался в бой сразу, я знал, что это принесет мне гибель, но хотел как герой внести свой вклад в борьбу с чудищем и ради этого готов был пожертвовать собой

но один из партизанов спокойно объяснил мне, что мои обязанности являются очень важной частью общей борьбы, потому что увеличение численности нашей армии позволит развернуть фронт в каждой больной точке тела нашей родины

вот так я без всяких церемоний стал партизаном

и как вы понимаете, наше войско было единственным, которое не носило форму и у которого не было казарм, и у нас не было солдат, к которым мы относились бы как к пушечному мясу, но значительность нашего вклада в борьбу определялась тем, с каким остервенением санитары и стражи режима преследовали нас, у них поджилки тряслись от страха, но нам был дан приказ не атаковать первыми

только через несколько месяцев я узнал, что принадлежу к формированию, вдохновителем которого является один большой патриот, но я отнесся к этой новости с безразличием, она не помогла мне избавиться от отвратительного, мерзкого чувства, что я один, что я, как некогда мой отец, веду свою личную войну, но секретная работа, которую мне поручили и за которую я сразу же принялся, свела меня с несколькими молодыми партизанами, которые занимались тем же, что и я

мои сомнения были окончательно развеяны, когда однажды один из наших руководителей, которого я раньше никогда не встречал (я не знал о нем ничего, кроме того, что он занимается наукой), спросил меня, согласен ли я вступить в партию, которая была главным оплотом наших идеалов и нашей борьбы, я взволнованно согласился и с того момента стал братом и товарищем людей, которые будто бы читали мои собственные мысли, хотя и выражали их немного другими словами

мои обязанности отнимали у меня много времени

я ходил в подпольную типографию, которая была организована в подвале текстильной фабрики, чтобы прядильные машины заглушали шум печатных станков, и выносил оттуда большие свертки с агитационными газетами, брошюрами, листовками

поначалу, выйдя оттуда, я шел не маленькими улочками, как следовало бы делать, а выбирал крупные артерии города, в которых наверняка можно было встретить тех, против кого мы боролись, мне нравился вкус риска, и я остро ощущал его, проходя мимо них со своими свертками, но потом я умерил свои бравурные порывы, потому что знал, что если меня выследят и остановят, то суд будет совершен прямо на месте

я выходил из дому вечером, когда начинался комендантский час, чтобы расклеивать листовки с пропагандой и призывами к бунту, я расклеивал их на улицах, по которым с большей вероятностью могли утром пройти люди, умеющие читать, и в этих ночных вылазках я тоже чувствовал привкус дерзости и развлечения: намазав вместе с напарником (мы обычно ходили по двое) стену мучным клеем, мы имели обыкновение зажигать фонарь, чтобы случайно не приклеить листок вверх ногами, так как не хотели давать повод нашим врагам думать, что мы работаем вслепую, в состоянии паники и страха

ночью город казался мертвым, стояла глубокая тишина, и если что, то можно было услышать чье-то покашливание на огромном расстоянии, поэтому мы не боялись быть застигнутыми врасплох

я чувствовал, как мною движет поток теплой крови, наполняющей мои сосуды, и к концу этих путешествий по городу с удовольствием ощущал легкую дрожь от ночного холода, которая как будто возвращала мне мирную жизнь

несмотря на постоянные репрессии, число наших сторонников увеличивалось, они проникали в самые отдаленные районы, так что я ждал, что, когда наши силы окрепнут, мы дадим открытый бой, и все тело хищника будет охвачено тревогой, и жестокая реакция, которая за этим последует, уже все равно его не спасет, это будет только симптом приближающейся агонии, мы — сумасшедшие клетки, мы разрушаем этот организм, а значит, он погибнет

я продолжал с безразличным видом делать свою работу, хотя знал, что чудовищу уже не спасти себя

и еще я твердил про себя стихи любимого Вийона

Так навестите ж друга своего Вы, вольный люд, который над собой Власть признает лишь Бога одного. Так сильно узник изнурен нуждой И пост день изо дня блюдет такой, Что из нутра стал источать он смрад, И не вином — водой его поят И принуждают хлеб столь черствый есть, Какого даже крысы не хотят… Ужель Вийона бросите вы здесь? Вас, принцы, почитая за ребят, Со мной друживших много лет подряд, Меня отсюда я прошу увесть. Пример берите в этом с поросят: Один захрюкал — прочие примчат. Ужель Вийона бросите вы здесь?

В мастерской стоит несколько моих последних работ. Я соорудил их из строительного материала, из клеток зданий — кирпичей, прямоугольных, треугольных, и сложной формы кусков старого и нового кирпича.

Альбом старинных анатомических гравюр. Профессор ведет занятие для студентов и вытянутым пальцем указывает на эпигастрий больного. Этот медик напоминает мне Квадри, брошюру которого я листаю.

«Я, главный хирург и предтеча всех хирургов господин Квадри да Витербо, хочу осведомить вас, что поражения желудка являются самыми распространенным среди поражений любого происхождения». Я воображаю, как он произносит это с кафедры. Он продолжает: «Так вот, все наше трудолюбие мы отдаем ныне борьбе с устрашающей болезнью, которая, без сомнения, является одной из самых ужасных хворей, изобретенных Создателем в назидание нам, как по числу страдающих ею, так и по силе, с которой мы по сю пору едва ли можем тягаться, так как Провидение еще не вложило в наши недостойные руки панацеи против нее.

Впрочем, число излеченных нами весьма внушительно: всего 712 человек, взрослое население большой деревни, и мы свидетельствуем, что в это число входят только случаи этой болезни и никакой иной, основываясь в этом утверждении на нашем ученом знании и разумении.

Мужчин среди этих несчастных больше, чем женщин (469 супротив 243), и такова была воля и Всевышнего, ибо Промысел Всевышнего оберегает продолжательниц рода человеческого.

Что до возраста, то большинство было сражено недугом на шестом десятке, то есть в то время, когда львиная доля жизни уже миновала. Впрочем, восьми несчастливцам было не более тридцати годов, а тридцать два, напротив, успели дожить до восьмого десятка.

Прихотлива оказалась болезнь, разборчива в выборе места, куда нанести удар. Уязвимей всех прочих стала часть желудка, называемая передней стенкой (45 %), за ней следует малая кривизна (18,7 %), привратник (16,1 %), дно и кардиа (10,2 %), большая кривизна (0,8 %). Опухоли, пожравшие со временем весь желудок, составили по отношению ко всем прочим случаям 10,3 %. Все вышесказанное подлинно, ибо установлено и записано одним монахом-затворником, главным хронистом, превосходнейше ведущим учетные книги.

Признаки недуга и главные симптомы таковы: боль (40,9 %), чувство тяжести в эпи-гастрии (21,5 %), рвота (23,8 %), потеря веса (63,1 %), болезненность при пальпации (37 %). Совокупность признаков, указывающих на болезнь, семиотика, как теперь принято говорить у лекарей, которые более пекутся о терминологии, чем о фактах, совершенно определенно зависит от стадии болезни и величины опухоли.