— Хорошая сказка для хуторских пацанов, — лениво протянул тот.
— При чем тут сказка?! — с вызовом заявил Грицай, и лукавые чертики снова запрыгали в его глазах. — Я, конечно, не такой, как Мастер, но зато Сан кое-что умеет и троих, как ты, запросто сделает.
— Этот кузнечик?! — На каменной физиономии гиганта появилось подобие улыбки. — Да он у меня и скакнуть не успеет, как я его прихлопну.
— Легко сказать, попробуй.
— Ты что, не веришь?! — оскорбился Бородай.
— Почему, верю, но лучше проверить, — невозмутимо ответил Грицай, поднял с земли толстенную, как ручища гиганта, палку, повертел перед ним и глубокомысленно произнес: — Я думаю, что Сан ее с одного удара сломает, а ты, Борода?
— Мне что, делать больше нечего, — насупившись, буркнул тот.
— Значит слабо, а Сану запросто.
— Брехня все это! — отмахнулся Бородай, скептически глянул на хрупкую фигурку Санникова и принялся философски грызть сухарь.
Молодой боец, не обращая внимания на их спор, как заведенный продолжал отрабатывать одну комбинацию ударов за другой. После двух коротких и одного широкого шага он, подобно большой пружине, взлетел над землей и, вытянувшись в немыслимом шпагате, стопой правой ноги нанес рубящий удар в голову воображаемого противника. После приземления, крутнувшись волчком и подсекая ноги незримому врагу, он выстрелил поочередно двумя молниеносными выпадами и кистями рук рассек горло и живот своей жертве.
— Нет, Борода, ты только посмотри, что он вытворяет! — с восхищением воскликнул Грицай.
— А чего тут смотреть — дешевый цирк. У нас в селе приезжие артисты не хуже выделывали. Козлом легко скакать, когда нет лома, — хмыкнул Бородай, железными челюстями продолжая крошить сухарь.
— Какой цирк?! Да если хочешь знать, Сан этот лом узлом на тебе завяжет!
— Одни еще до войны пробовали, потом на кладбище отдыхали или в больнице учились ходить заново.
— Не веришь?! — горячился Грицай. — Ты не смотри, что Сан такой, силища в нем сумасшедшая, можешь спросить у ребят.
Несколько разведчиков, привлеченные спором, подошли к ним. Грицай хитро подмигнул им и снова принялся наседать на Бородая:
— Значит, не веришь, что у него силенок больше, чем у такого бугая, как ты?!
— Угомонись, Вовка! Ты меня своей самурайской дракой уже достал! Мы этих хитрых самураев, знаешь, как причесали? И без твоих выкрутасов. — В голосе Бородая послышалась скрытая угроза.
— Нет, Борода, Хасан и Халхин-Гол — это совсем другое. Всыпали как надо, а будет приказ — еще не раз всыплем. Но ты все-таки скажи — сможешь сломать вот эту палку? — распалял его Грицай.
— Да на кой хрен она мне сдалась!
— А Сан и потолще ломал, — подзадоривали бугая подошедшие разведчики.
Бородай завелся по-настоящему, в его глубоко посаженных глазах вспыхнул яростный огонек. Вскочив с места, он вырвал у Грицая палку, схватился огромными лапищами за ее концы и поднатужился. От напряжения на его бычьей шее сиреневыми веревками проступили вены, крупные капли пота одна за другой покатились по носу и вискам. Палка гнулась, жалобно трещала, но так и не поддалась грубой силе.
— Вот видишь, Борода, хлопец ты здоровый, да не все решает силенка, тут важна концентрация, как в будо, — торжествовал Грицай.
— С фрицами я и без твоей концентрации, а главное — без этой буржуйской буды обхожусь, — угрюмо пробурчал посрамленный гигант.
— Зря ты так думаешь, Борода. Уметь бить противника его же оружием и лучше его самого — это самое что ни есть революционное дело. Этому, брат, большевистская теория учит. А концентрация — это в боевом искусстве главное, если не веришь, можешь сам убедиться.