К примеру, когда Хаус обнаружил, что у 65-летнего больного сердце разрушено бактериями, ему приходится докладывать об этом не только Кадди, но и всей комиссии по пересадке органов. Один из членов комиссии, доктор по имени Симпсон, говорит, что даже если больной получит новое сердце, все равно жить ему останется всего ничего, поэтому он не самый подходящий кандидат на пересадку.
ХАУС: Итак, вы утверждаете, что стариков, в отличие от молодых, спасать не нужно?
КАДДИ: Он говорит, что сердце для пересадки найти трудно. Вполне очевидно, что здесь необходимы некоторые критерии отбора.
СИМПСОН: Ваш больной уже пожил на свете. У нас есть 18-летние, которые только…
ХАУС: А сколько лет вам, доктор? Когда прикажете вас запихнуть в морозильник?
(«Секс убивает», 2–14)
Когда Хаус получает отказ, он не мечется в бессильной злобе по поводу несправедливости системы, он идет в обход нее. Удивительно то, что для этого он использует все ту же ненавистную поликлинику. Он находит женщину, мозг которой мертв, и просит отдать ему ее сердце — все равно оно никому не нужно, так как не отвечает стандартам, утвержденным в руководстве по пересадке органов. Муж женщины против, тогда Хаус знакомит его с дочерью своего пожилого пациента. Под натиском бурной благодарности со стороны дочери мужчина сдается и соглашается, чтобы сердце его умирающей жены отдали для пересадки.
Для Хауса это не есть нечто невообразимое, это способ экономить ресурсы. Он объясняет сбитой с толку Кадди: «Комиссия утверждает, что не возьмет ее сердце. А другая комиссия заявляет, что этому типу нужно новое сердце. Это просто какой-то брак на небесах» («Секс убивает», 2–14).
Но самое главное испытание двух характеров и их способности идти на компромисс начинается с появлением главного спонсора, Эдварда Воглера. Подарив больнице сто миллионов долларов, он становится председателем совета директоров и тут же начинает управлять больницей как коммерческим предприятием.
Да, это типичный администратор. Воглер — не врач, он бизнесмен, предприниматель, вложивший деньги в фармацевтическую промышленность. Он и Хаус сразу же невзлюбили друг друга. Но их противостояние выходит за пределы допустимого, когда Воглер начинает требовать от Хауса полного подчинения. Это его ошибка. Воглер, как он объясняет Хаусу, не занимается банальной административной борьбой с расточительством, ему нужен полный контроль над деятельностью врачей: «Это не обсуждается. И не обсуждалось. Я должен быть уверен в том, что что бы я ни попросил вас сделать, как бы вам это ни было противно, вы сделаете так, как я сказал» («Тяжесть», 1–16).
Воглер идет еще дальше, заставляя Хауса либо уволить кого-то из сотрудников, либо произнести за обедом речь, рекламируя новый препарат, который, как знает Хаус, малоэффективен. Воглер постоянно напоминает Хаусу, чтобы тот не забыл «произнести свою шутку». Дав этот замечательный совет, Воглер окончательно убеждается в своей победе над Хаусом и ликует при виде его капитуляции.
Зная, что он в руках у Воглера, и не желая поступать с коллегами так, как ему приказано, Хаус пользуется уроком, полученным от своих больных, которые проявляют мужество, признавая, что иногда поражение стоит больше, чем полная победа.
На обеде Хаус действительно произносит речь, издеваясь над Воглером и его советом. Он устраивает невероятно блеклое представление, зачитывая монотонным голосом пресс-релиз. Когда он садится, Воглер говорит: «Это не речь. [Кто будет уволен?] Форман или Камерон?» Хаус улыбается, возвращается к трибуне и говорит собравшимся:
«Вам известно, откуда я знаю, что новый АКФ-ингибитор — хороший препарат? Ведь старый был не хуже. А новый — такой же, просто более дорогой. Он гораздо дороже старого. Видите ли… когда у того или иного препарата отбирают патент, Воглер и мальчики из его компании этот препарат видоизменяют и получают на него новый патент. Они делают не просто новую таблетку, а миллионы долларов. Что хорошо для всех, так? Больные? Тьфу! Кому до них есть дело! Они просто больные и убогие, видно, Бог никогда их не любил. [Поворачиваясь к Воглеру с глупой улыбкой] Ну, как тебе моя шутка?».
(«Ролевая модель». 1–17).
В отместку Воглер, пользуясь своим положением в совете директоров, начинает гонения на Хауса, Уилсона и Кадди, требуя, чтобы их уволили из больницы. Кадди набрасывается на Хауса: «Ты — великий врач, но ты не стоишь сто миллионов долларов!»