Арндаль, секретарь мистера Франта, клялся и божился, что ничего не знал об этих махинациях. Дэнси считал, что он избежал судебного преследования, поскольку сотрудничал с властями. Арндаль подтвердил, что положение банка серьезно пошатнулось, когда мистер Карсуолл изъял свой капитал. Кроме того, он засвидетельствовал, что банк предоставлял многочисленные ссуды под спекулятивные постройки, была придумана система скидок, и Франту пришлось и далее идти на уступки, предоставлять более выгодные условия данным клиентам для того, чтобы защитить предыдущие вложения в должников. Кроме того, по-прежнему ходили слухи, что Франт — игрок и что он проиграл огромные суммы в карты и кости в игральных домах.
— Кто бы ни убил его, он оказал палачу услугу, — заметил Дэнси. — Если бы Франт остался жив, то сейчас его судили бы за подделку документов и отправили бы на виселицу.
В то время было много предположений и о том, участвовала ли миссис Франт в махинациях мужа. Некоторые считали ее виновной: ведь она жена одного из партнеров и племянница другого. Но не все соглашались с этим.
— Мужчины не обсуждают свои дела с женами, — доказывал свою точку зрения Дэнси. — Нет, она виновата лишь потому, что ее имя ассоциируется с именем мужа. Обществу нужен живой козел отпущения, если это возможно.
Но хуже всего то, что за миссис Франт никто не заступался. Мистер Карсуолл приютил ее в своем доме, но не высказывался ни по этому вопросу, ни по какому иному. Говорили, что миссис Франт страдает от лихорадки, и у нее помутилось сознание из-за двойной трагедии — убийства мужа и разоблачения его преступлений.
Что же до Чарли, то он, спотыкаясь, бродил по школе словно во сне. Я удивился, что мистер Карсуолл не забрал его от нас. Мальчишки — непредсказуемые существа. Я ожидал, что одноклассники загрызут Чарли, заставят страдать за грехи отца. Но вместо этого большинство оставили его в покое. На самом деле когда они не игнорировали Чарли, то относились к нему с грубоватой добротой. Он казался больным, и ребята обращались с мальчиком так, словно он и впрямь был болен. Эдгар Аллан почти всегда находился рядом. Маленький американец проявлял заботу и чуткость, необычные для столь юного создания.
Однако чуткость не была присуща ни Квирду, ни Морлею. Как и простая порядочность. Как-то раз я увидел, что они дерутся с Алланом и Франтом в углу классной комнаты. Морлей и Квирд были настолько старше и тяжелее, что назвать это дракой язык не поворачивался, скорее уж это было избиение. На сей раз я вмешался. Я высек Морлей и Квирда на месте и велел им дождаться меня вечером, чтобы выпороть их еще раз.
— Вы уверены, что хотите это сделать, сэр? — тихо спросил Морлей, когда они с Квирдом явились ко мне в назначенный час.
— Я выпорю вас еще сильнее, если вы не сотрете эту наглую ухмылку с лица.
— Только вот учтите, сэр, что я с Квирдом случайно видел вас вечером.
— Правильно говорить «мы с Квирдом», при этом глагол ставится во множественном числе. Мы с Квирдом видели.
— Ага, как вы курили под деревьями.
— Ну, пеняйте на себя, шпионы чертовы, — рявкнул я, кипя от ярости. — И почему, скажи на милость, вы не спали?
Морлей имел наглость пропустить мой вопрос мимо ушей.
— Мы много раз вас видели, сэр.
Я внимательно посмотрел на Морлей, и мой гнев пошел на убыль. Когда имеете дело с мальчишками, то время от времени полезно демонстрировать свою злость, но необузданные страсти достойны сожаления.
— Нагнитесь, — велел я.
Морлей не шелохнулся.
— Возможно, сэр, мой долг — сообщить мистеру Брэнсби. Мы обязаны внимать голосу совести. А ведь мистер Брэнсби терпеть не может…
— Можете докладывать мистеру Брэнсби все что угодно, — сказал я. — Но для начала наклонитесь, и я выпорю вас так, как никто не порол раньше.
Ухмылка сползла с круглого злого лица Морлея.
— Очень неразумно с вашей стороны, сэр, если можно так выразиться.
Морлей говорил неторопливо, но в конце перешел на визг, когда я ударил его тыльной стороной ладони по губам. Он попытался возразить, но я схватил его за горло, резко развернул и швырнул на табурет, служивший для наказаний. Он не шевелился. Я задрал фалды сюртука и выпорол Морлея. Теперь в моих действиях отсутствовала злость, я был холоден и собран. Нельзя позволять мальчишке разговаривать таким надменным тоном. Когда я закончил, Морлей с трудом мог двигаться, и Квирду практически пришлось тащить его.
Хотя Морлей вполне заслужил порку, я был потрясен произошедшим. Раньше я никогда не наказывал мальчиков с подобной жестокостью и не давал воли чувствам. Неужели убийство Генри Франта повлияло на меня самым неожиданным образом?
Но еще меньше я предполагал, что Морлей знал Дэнси лучше меня, и его слова означали совершенно иное, нежели я думал.
Через девять дней после убийства, в субботу, четвертого декабря, меня вызвали в кабинет мистера Брэнсби. Он был не один. За столом в кресле неловко развалился мистер Карсуолл, а его дочь скромно присела на краешек дивана перед камином.
Когда я вошел, Карсуолл взглянул на меня из-под косматых бровей, а потом посмотрел на карманные часы.
— Поторопитесь, — сказал он, — а не то мы не успеем вернуться в Лондон засветло.
Я в удивлении переводил взгляд с мистера Карсуолла на мистера Брэнсби и обратно.
— Вы будете сопровождать Чарли Франта в особняк мистера Карсуолла, — объяснил мистер Брэнсби. — Похороны его отца состоятся в понедельник.
24
— Я незаконнорожденная, — призналась мне мисс Карсуолл в понедельник после похорон мистера Франта.
Я был настолько потрясен сим нарушением приличий, что даже не нашелся, что и ответить. Я посмотрел на дверь, испугавшись, что она может быть открыта и слова мисс Карсуолл кто-то подслушал. Мы с мисс Карсуолл сидели одни в гостиной в доме ее отца на Маргарет-стрит. Чарли побежал наверх за книгой.
Взгляд карих глаз Флоры застыл на мне.
— Давайте называть вещи своими именами. Именно это я хотела сказать вам тогда, на Альбемарль-стрит, когда нас прервал Чарли.
— Это не имеет значения, — промямлил я, чувствуя, что нужно что-то сказать.
Она топнула ножкой.
— Если бы вы были незаконнорожденным, то поняли бы, как глупо прозвучали сейчас ваши слова.
— Прошу простить меня. Я неправильно выразился. Я не хотел сказать, что это не имеет значения для вас или вообще. Просто… просто это не имеет значения для меня.
— Вы знали, сэр, признайтесь. Кто-то рассказал вам.
Мисс Карсуолл несколько секунд мерила меня взглядом. У нее была светлая прозрачная кожа, как часто бывает у рыжеволосых, и когда мисс Карсуолл сердилась, то выглядела очаровательно.
— Папа предпочитает не афишировать обстоятельства моего рождения, — продолжила она после минутной паузы. — Что само по себе вызывает у меня некоторое чувство неловкости. Ведь это может привести к ситуациям… как бы получше выразиться… когда люди попытаются втереться ко мне в доверие обманным путем.
— Не беспокойтесь на мой счет, мисс Карсуолл, — сказал я.
Она изучала носки своих очаровательных туфелек.
— Насколько я понимаю, моя мать была дочерью уважаемого фермера. Я не знала ее, она умерла, когда мне не исполнилось и года.
— Мне очень жаль.
— Не стоит. В возрасте шести лет отец отправил меня в пансион при семинарии в Бате. Я доучилась там до пятнадцати, а после поселилась у своей кузины миссис Франт. Тогда папа и мистер Франт еще были дружны. Мистер Франт жил в Америке в связи с делами банка, поэтому мы остались втроем: миссис Франт, маленький Чарли и я. Я хотела бы…
— Что вы хотели бы?
— Хотела бы остаться с ними навсегда. Но жена отца умерла, и ничто более не мешало мне жить в его доме. Они с мистером Франтом повздорили, и я вынуждена была покинуть особняк на площади Рассела. Так я очутилась здесь, — теперь мисс Карсуолл говорила отрывисто, словно слова вылетали из некоего тайника в глубине ее души. — Наподобие компаньонки. Или экономки. Или дочери. Или… даже не знаю, кого. Все вместе и ничто из этого в отдельности. Когда отец приглашает своих друзей, они не знают, кто я. Я и сама не понимаю, кто я, — она замолчала и присела на небольшой диванчик у камина. Грудь ее взволнованно вздымалась и опускалась.