— Я польщен тем, что вы сделали меня поверенным вашей тайны.
Она вскинула голову.
— Я рада, что все закончилось. Похороны на меня тоску нагоняют. Никто не пришел. Никто, кроме того джентльмена из Америки. Вы бы и не подумали сейчас, что при жизни Генри Франта многие люди с гордостью именовали его своим другом.
— Джентльмен из Америки?
— Мистер Ноак. Кажется, он знал мистера Франта, а нас с папой с ним познакомил несколько недель назад мистер Раш, американский посланник.
— Да, мы с ним встречались. Я имею в виду мистера Ноака.
Она нахмурилась:
— Когда?
— Однажды он при мне заезжал в особняк на площади Рассела по прибытии из Америки. А позднее я видел его на Альбемарль-стрит в тот вечер, когда скончался мистер Уэйвенху.
— Но почему он пришел на похороны? По всей видимости, они с мистером Франтом не были близки, а преступления мистера Франта даже старых друзей превратили в посторонних.
— Я не знаю, — я посмотрел ей в лицо. — А почему вы не спросите его сами?
Она покачала головой.
— Мы едва знакомы. Да, нас представили друг другу, но мы даже словом не обмолвились. И вообще с чего он станет тратить время на пустую болтовню с девушкой?
Я не ответил, поскольку ответ не был нужен, по крайней мере словесный. Вопрос повис в воздухе, и мисс Карсуолл залилась румянцем. Наши глаза встретились, и мы улыбнулись друг другу. Флора никогда не была красавицей, но когда она улыбалась, у собеседника трепетало сердце.
— Бедная милая Софи, то есть миссис Франт, — внезапно сказала мисс Карсуолл, вероятно пожелав сменить тему. — Знаете, у нее ничего, совершенно ничего не осталось. Мистер Франт даже все ее драгоценности забрал. Кузина и так большую часть украшений отдала ему сама, но в тот последний день мистер Франт взломал туалетный столик и взял оставшиеся — те, что были ей особенно дорога, — она надеялась сохранить их.
— Украшения не нашли?
— Нет. Полагают, их забрал убийца. Но все же Софи не одинока, мистер Шилд… пока я рядом. Я люблю ее как старшую сестру. Мой дом будет ее домом, сколько того потребуют обстоятельства.
На лестнице раздались чьи-то быстрые шаги. Мисс Карсуолл метнула взгляд в мою сторону, словно оценивала эффект своего благочестивого отношения к кузине, а потом отвернулась к рабочему столику и при свете свечи начала продевать нитку в иголку.
В комнату влетел Чарли, но тут же перешел на размеренный шаг, каким пристало ходить мальчикам, только что похоронившим отца. Он носил строгий траур, но в моменты, когда оставался без присмотра, выражение лица изобличало его во лжи, в том, что он не испытывает горя, которое проявляет. Я считал, что Чарли глубоко потрясен убийством мистера Франта — а как иначе? — но мне не казалось, что он скорбит по отцу. Чарли сел у камина. Мисс Карсуолл взяла вышивание. А я открыл томик Боэция «Об утешении философией».
Время от времени шелестели страницы либо двигалась рука с иголкой, но не думаю, что кто-то из нас сосредоточился на своем занятии. В тот день было очень зябко, и я все еще ощущал, что холод пробирает до костей. Мрачное событие повлияло на всех по-разному. Панихида проходила в церкви Святого великомученика Георгия неподалеку от площади Рассела, после чего тело Генри Франта было предано земле на кладбище к северу от лондонского Приюта. Где-то наверху лежала миссис Франт, за которой ухаживала миссис Керридж. Вдова настояла на том, чтобы пойти на похороны мужа, и это вызвало новый приступ лихорадки.
По просьбе миссис Франт Чарли забрали из школы до конца семестра, а меня наняли, чтобы я обучал его и обеспечивал ему мужскую компанию. Мисс Карсуолл проговорилась, что сначала мистер Карсуолл воспротивился этому плану, но с миссис Франт случился припадок, и врачи всерьез опасались за ее жизнь.
Мы сидели молча, притворяясь, что заняты делом, а сами тем временем погрузились в размышления и ждали, когда лакей принесет поднос с чаем. Но моя жажда так и осталась неутоленной: явившийся слуга велел мне зайти к мистеру Карсуоллу.
Я спустился. Особняк располагался к востоку от площади Кавендиша, он оказался меньше и скромнее, чем я ожидал увидеть, учитывая благосостояние мистера Карсуолла. Я нашел хозяина дома в кабинете этажом ниже. Он сидел в кресле перед огромным камином с сигарой в руке.
— Шилд, быстро закройте за собой дверь, ладно? Чертовски холодно. У меня от похорон всегда озноб по коже. Встаньте там, на свету, чтобы я вас видел, — он смерил меня взглядом. — Чарли говорит, что вы бывший солдат. Один из героев битвы при Ватерлоо.
— Да, я определенно был там.
Он залился резким смехом, то открывая, то захлопывая рот, словно ловил муху.
— Никогда не понимал, зачем становиться в очередь за смертью, да еще и самому. Но допускаю, что для страны полезно, если кто-то из юнцов станет думать иначе, — он взял стакан со столика, стоявшего рядом, и отхлебнул. — А еще говорят, что вы видели тело Генри Франта.
— Да, сэр.
— Прямо на месте преступления, да? На Веллингтон-террас? Плохая идея, если можно так выразиться. Окончить свои дни в темном мрачном погребе.
— У этого погреба не было крыши, он находился под открытым небом. Стены дома возвышались над землей всего на каких-то пару футов. Кроме того, я видел лишь место, где убили мистера Франта, а само тело к моему приходу перенесли. Оно лежало в сарае по соседству.
— Ох, — Карсуолл громко откашлялся. — Этого мне не говорили. Насколько я понял, тело было сильно обезображено.
— Верно.
— Насколько сильно? Давайте начистоту, друг мой. Нечего церемониться. Может, я и не солдат, но и не трус.
— В газетах написано, что его ударили молотком.
— В точку. Молоток нашли рядом с живой изгородью. Как я понял, на нем остались кровь и волосы. Как, по-вашему, судя по повреждениям, мог ли быть использован подобный инструмент?
— Очень вероятно, сэр. Мистеру Франту размозжили голову. И он потерял один глаз.
— Но вы считаете, что это он?
— Я не мог утверждать с уверенностью. Волосы, рост, костюм, даже руки — все подтверждает этот вывод.
— Но лицо было обезображено до неузнаваемости. Ведь так, если не вдаваться в подробности?
— Если это был не мистер Франт, то человек очень на него похожий. Его черты…
— Допустим, — перебил меня Карсуолл. — А что с руками?
— На правой руке кольцо мистера Франта. Верхние фаланги указательного пальца на левой руке отсутствуют.
— Это были руки джентльмена?
Я пожал плечами.
— Трудно сказать. Они были слишком разбиты. Кроме того, я не имел ни возможности, ни намерения изучить их более пристально. Да и со светом там было плохо.
Карсуолл сверился с часами, которые достал из жилетного кармана. Вздохнул, словно ему не понравилось то, что сообщили часы. На мгновение взгляд старика замер на огне. Он ослабил шейный платок и расстегнул пуговицы на бриджах — на поясе и на колене. Сюртук помялся и испачкался, волосы в беспорядке. Но надо сказать, Карсуолл обладал живым умом и выразительной манерой речи, и, глядя на него, собеседник зачастую забывал, что перед ним старик.
Внезапно мистер Карсуолл поднял голову и улыбнулся мне — его улыбка ослепила. Он улыбался совсем как дочь: черты лица так же преображались в совершенно новый образ.
— Вы ведь понимаете, к чему я клоню?
— Палец.
Он кивнул.
— Как вы считаете, был ли он ампутирован недавно или нет?
— При данных обстоятельствах, боюсь, даже медик не смог бы ответить с уверенностью.