— Напротив, сэр, он получил все, — Хармвелл повернулся и смерил меня взглядом. — Он получил свободу. Мистеру Сондерсу пожаловали имение в Верхней Канаде, и отец продолжил работать на него. И я тоже, пока меня не забрали в армию во время последней войны со Штатами, — в его голосе послышались резкие нотки, — и если бы это семейство не погибло во время войны, то после увольнения из армии я бы вернулся и работал у них.
— Мне очень жаль… но вы ведь нашли другое место?
— Мистер Ноак любезно предложил мне поработать у него секретарем.
Любопытство уже завело меня много дальше, чем позволяли хорошие манеры, поэтому я перевел разговор на общие темы. Мы говорили в основном о Нью-Йорке и Бостоне. Хармвелл неохотно делился информацией, но проявил себя весьма здравомыслящим человеком.
Только в четвертом часу мы переплыли бурлящую реку народа, текущую по Оксфорд-стрит. Когда мы добрались до Маргарет-стрит, я принялся упрашивать Хармвелла зайти со мною и чем-нибудь подкрепиться. Негр задумался, а потом сказал, что если не будет возражений, то он навестил бы миссис Керридж, если она не занята, поскольку та обещала написать рецепт для его мамы в Канаде. Хармвелл говорил торжественно, а его лицо излучало сыновнюю почтительность, и я едва сдержал смех, вспомнив, как он провел рукой по груди миссис Керридж на Пиккадилли, а та в ответ шутливо ударила кавалера по щеке.
Как только мы оказались в теплом доме, слуга увел Хармвелла вниз к миссис Керридж. Мистер Карсуолл был дома, но я предпочел сначала умыться и переодеться. Я поднялся в комнату и зажег свечу, поскольку уже стемнело, и я не видел ничего дальше своего носа. В умывальнике осталось немного холодной воды. Я вылил ее в таз, а когда стаскивал пальто, оттуда выпал клочок бумаги. Я наклонился и поднял его.
Это была страница, вырванная из записной книжки. Я поднес ее к мерцающему пламени свечи и увидел карандашный набросок. Что-то шевельнулось в памяти. На портрете был изображен незнакомый мне мальчик, тем не менее форма головы — высокий лоб, округлость щек — напомнила мне о Чарли Франте и Эдгаре Аллане.
Сквозь бумагу просвечивала еле заметная надпись на другой стороне. Я перевернул листок. «Ламберт-плейс, дом 9».
Кто написал эти слова, когда и зачем — никакой подсказки. Глядя на буквы, я испытывал сильнейшее желание поднести листок к пламени и забыть, что он вообще существовал. Память так ко мне и не вернулась. Тем не менее я ощущал, что меня втянули в некую интригу, природы, цели и размаха которой я тогда не понимал. Убийство на Веллингтон-террас, поручение Карсуолла в Сент-Джайлс, нападение рядом с лавкой Иверсена, якобы случайное вмешательство Хармвелла — все эти события должны быть как-то связаны между собой, подумал я и понял, что в мозгу тревожно звучат слова Дэнси: «Когда большое дерево падает, то оно подминает под себя и маленькие».
Уголок бумаги потемнел, и в воздух устремилась струйка дыма. Со сдавленным криком я отдернул листок от свечи. В конце концов, сказал я про себя, мне нужно хоть что-то предъявить мистеру Карсуоллу, когда буду отчитываться в проделанной работе. Кроме того, мне не понравилось, что меня избили.
Но время разоблачает так же хорошо, как и лечит: оно обнажает ложь, пусть даже мы солгали самим себе. И теперь я думаю, что спас тогда рисунок по одной-единственной причине: если бы мне было нечего показать мистеру Карсуоллу, то он отправил бы меня обратно в Сток-Ньюингтон, Чарли забрали бы из школы, и я никогда больше не увидел бы ни мисс Карсуолл, ни миссис Франт.
28
— Значит, черномазый секретарь Ноака, — сказал мистер Карсуолл с гримасой отвращения. — Закрыть глаза да послушать его, так и не отличишь от нас с вами.
Нет уж, не выйдет. Ни за что! Образованный негр — это нечто отвратительное в глазах Господа. Почему вы не сообщили мне о своем приезде? Я вообще ничего не знал, пока Пратт не доложил мне.
Именно Пратт, носатый лакей, нехотя поднялся ко мне и вызвал к своему хозяину. Этот тип улыбался слащаво мистеру Карсуоллу и презрительно всем остальным.
— Прошу прощения, сэр. Когда мистер Хармвелл привез меня, мне нужно было…
— Хармвелл! — перебил меня Карсуолл, его мысли вновь вернулись к предыдущей теме. — Отличное имечко! Проблема чертовых аболиционистов в том, что они никогда не изучали поведение негров в естественных условиях, а я навидался этих черных тварей на своих плантациях. Ничем не лучше животных. Если бы эти святоши потрудились выяснить, чем живут кварталы, населенные невольниками, то вскоре переменили бы тон.
Хотя еще не было и четырех часов и мистер Карсуолл не успел отобедать, он был уже в подпитии. Нет, он не был пьян, но и трезвым его назвать язык не поворачивался. Карсуолл сидел перед камином в пропахшей табаком маленькой гостиной, служившей его личным кабинетом. Занавески опущены, свечи зажжены. Он встретил меня в вышитом халате и домашних туфлях. Интересно, донес ли Пратт хозяину, что мистер Хармвелл все еще внизу и как почтительный сын ищет среди рецептов миссис Керридж один для матери.
Карсуолл залез в карман жилета и вытащил часы.
— Да уж, Шилд, вы не особо торопились. Ну же? Какие новости? Что, черт побери, вы делали с этим негром?
Я изложил в общих чертах то, что удалось выяснить: мистер По покинул «Фонтан», очевидно потому, что получил новое место и переехал на Куин-стрит в Семи Циферблатах. По словам домовладельца, По очень страдал от зубной боли, а три дня назад он исчез, оставив кое-что из своих пожитков.
— Три дня? — переспросил Карсуолл. — Значит, его видели после убийства? А что с этим черным?
— Да-да, я сейчас расскажу, сэр. Но давайте вернемся к мистеру По еще на секунду. К его зубной боли.
— Вы хотите сказать, его лицо было скрыто под повязкой? То есть этот человек, возможно, вовсе и не По?
— По крайней мере, исключать такую возможность нельзя. В отличие от хозяйки «Фонтана» мистер Иверсен, новый домовладелец мистера По, по-видимому, знал мистера По плохо да и недолго.
Голова раскалывалась от боли, мне было сложно привести в порядок мысли и выразить их словами. С другой стороны, с тех пор как я нашел портрет мальчика, беспамятство начало рассеиваться, словно туман, и теперь я почти все вспомнил. Я рассказал мистеру Карсуоллу о немой девушке-служанке и протянул рисунок, на обратной стороне которого был написан какой-то адрес.
Карсуолл пару минут рассматривал портрет, а потом перевернул листок и изучил адрес.
— Ламберт-плейс? Что это?
— Не знаю, сэр. И вот еще что: когда я шел по проходу, ведущему из двора на улицу, на меня напали двое негодяев.
— Они были в сговоре с домовладельцем?
— Необязательно. Возможно, они вошли со стороны улицы. К счастью, мои крики привлекли внимание мистера Хармвелла, и он пришел мне на помощь.
— Опять этот негр. А он-то что там делал?
— Они с мистером Ноаком убеждали меня, что это совпадение.
— Другие варианты: он сам был в сговоре с домовладельцем или же следил за вами.
— В какой-то момент, пока я шел от «Фонтана» к Семи Циферблатам, мне действительно показалось, что за мною кто-то следит. Но туман был настолько густым, что я не могу утверждать этого. А когда я находился в лавке мистера Иверсена, возникло ощущение, что кто-то подглядывал за нами в окно с улицы.
Карсуолл прикусил нижнюю губу и громко вздохнул.
— А как они обращались с вами, ну, негр и мистер Ноак?
— Самым наилучшим образом. Мистер Хармвелл отвез меня в дом своего хозяина на Брюэр-стрит, где мне предложили бокал бренди и не потребовали объяснений. Потом мистер Ноак велел мистеру Хармвеллу отвезти меня сюда. Они даже проезд мне не позволили оплатить.
— Завтра утром отправляйтесь на Ламберт-плейс и выясните, что известно жителям девятого дома о посетителе с Куин-стрит.
— Мне спрашивать о мистере Франте, сэр, или о мистере По?
— А я, черт возьми, откуда знаю?
— Я думал, что почерк…
— Пара слов! Какой в них толк?
— А еще портрет мальчика…
— Вы хотите сказать — Чарли? Или же американца? Увы, это ничего нам не дает. Кроме того, ничто не указывает, что портрет и записка писаны одной рукой. Но, возможно, миссис Франт знает, увлекался ли ее супруг рисованием… Да, позвоните-ка в колокольчик.