— Идите же! — рявкнул Карсуолл. — Я плачу вам не за то, чтобы вы стояли тут и таращились, как олух, на свои ботинки!
На мгновение в холле воцарилась тишина, словно все затаили дыхание. Карсуолл никогда раньше не разговаривал со мною в таком тоне, да еще на людях, в присутствии мальчиков, слуг и дам. В Глостере он большую часть времени вел себя как истинный джентльмен, а теперь, наконец, мог расслабиться и стать собой: Карсуолл из тех людей, кто после ухода гостей плюет в камин и рыгает в гостиной.
Мне хотелось бы сказать вам, что я сделал нечто романтическое, например бросил перчатку в лицо старому тирану и потребовал сатисфакции или пулей вылетел из дома, поклявшись, что ноги моей здесь больше не будет. Вместо этого, памятуя о Софи, моем шатком положении в доме Карсуолла и в школе мистера Брэнсби, я промолчал и пошел наверх. Я слышал, как мальчики побежали за мною.
— Идите, идите, — крикнул Карсуолл мне в спину. — А мы что тут стоим? Пратт! В библиотеке горит камин?
Не знаю, почувствовали ли мальчики мой стыд или мою злость, но остаток дня они старались мне угодить: не перешептывались, а уж синтаксический разбор и перевод делали так, словно от этого зависели их жизни. Во время занятий я не мог выкинуть из головы Софи, время от времени смотрел на Чарли и пытался уловить в его лице дорогие сердцу черты.
Около пяти часов вечера неестественное усердие мальчиков меня утомило — отчасти потому, что мне не хотелось быть объектом их жалости, их страха или того и другого. Я спросил, что они делали в наше отсутствие, и вскоре плавное течение беседы смыло преграду сдержанности, выросшую между нами.
— Ой, настоящие каникулы, сэр! — воскликнул Эдгар. — Мистер Ноак все это время лежал в постели, так что были только мы и слуги.
— Значит, все-таки носились как угорелые?
— Нет, сэр! — воскликнул Чарли. — Разве что иногда, а так нам миссис Керридж не разрешала.
— Она за вами присматривала?
— Вместе с мистером Хармвеллом. Вы знали, что он просто кладезь разных историй? Историй о привидениях, от которых кровь стынет в жилах.
Не похоже было, чтобы у мальчиков кровь стыла в жилах. Мне не пришлось долго их упрашивать, они сами с жаром принялись пересказывать одну из баек мистера Хармвелла, весьма путаную историю о пиратских сокровищах с острова у берегов Южной Каролины и привидении, вооруженном кортиком и пистолетами. Рядом с островом разбился корабль, и какого-то беднягу выкинуло на берег. Так это любезное приведение предложило ему найти зашифрованную инструкцию, в которой говорилось о местонахождении клада. Понятное дело, предприимчивый юноша, этот отважный герой, разгадал шифр и нашел клад, для чего пришлось копаться в куче черепов, а потом рыть землю и найти сначала множество обезглавленных скелетов пиратов, а потом уже кованый сундук, где, собственно, и лежали сокровища.
— Гинеи, дублоны, луидоры, — пояснил Чарли.
— А еще золотые потиры, распятия и часы, — добавил Эдгар.
— И что же храбрый юноша сделал со всем этим добром? — поинтересовался я.
— Ну, — протянул Чарли, — Хармвелл сказал нам, что он купил себе огромный дом, женился, нарожал кучу детишек и жил долго и счастливо.
— Но он так сказал только, чтобы угодить миссис Керридж, — пояснил Эдгар.
— Миссис Керридж тоже присутствовала?
— Да она почти все время рядом с Хармвеллом, — Чарли помолчал, а потом сухо добавил таким тоном, словно констатировал нечто очевидное, о чем и говорить не стоит: — Думаю, они втюрились друг в дружку.
Эдгар сказал:
— Ты же всегда можешь сказать, когда люди сохнут друг по другу?
— Ага, — кивнул Чарли. — Всегда.
Я посмотрел на мальчиков и подумал, не подразумевало ли это замечание некоего подтекста.
— Ох, — продолжил Чарли, — как бы я хотел разбогатеть, как тот юноша.
Да, я тоже был бы не против. Причем с каждой минутой мне хотелось разбогатеть все больше и больше. Я спустился к обеду и обнаружил, что мистер Ноак еще не окончательно поправился, чтобы покидать свою комнату, — возможно, именно поэтому меня и пригласили к столу. Обед прошел тихо и печально, все пятеро были погружены в свои мысли. Позднее, в гостиной, я пытался поговорить с Софи, но она ускользала от меня, а через некоторое время и вовсе ушла спать, сославшись на головную боль.
Возможно, при виде Чарли она вспомнила, что важно, а что — нет. В любом случае мне кажется, я прочел на ее спокойном грустном лице неприятную и нежеланную истину — она сожалела о случившемся и ненавидела меня за это.
55
На следующий день, в субботу пятнадцатого января, погода стояла очень холодная, но снег прекратился. После уроков я повел мальчиков прогуляться по парку. Им хотелось снова сходить на развалины, поскольку история, рассказанная Хармвеллом, подразумевала, что они тоже смогут найти сокровища монахов, если только подружатся с каким-нибудь щедрым привидением.
— Если монаха сожгли на костре, — сказал Эдгар с бездушием, свойственным юности, — то, естественно, он задержался на этом свете и бродит теперь там, где его пытали.
— Но с какой стати монах расскажет вам, где сокровища? — спросил я. — Если вообще они существуют.
— Потому что мы будем к нему добры, — объяснил Эдгар. — Даже если он папист. В конце концов, он не был в этом виноват, по крайней мере в те времена.
— Он будет так обрадован нашей добротой, после сотен лет одиночества и гонений, что сделает все, что в его власти, дабы помочь нам, — сказал Чарли. — И не станет возражать, если мы заберем клад себе. А чего ему возражать? Зачем ему теперь сокровища?
Да, по крайней мере, на этот вопрос я не мог дать ответа. Пока мальчики снова обыскивали руины, я бродил вокруг, посматривая на крышу Грандж-Коттеджа. Какой-то мужчина на пегой лошади свернул с широкой дороги на узкую тропу, ведущую к дому миссис Джонсон.
— Если он спрятал клад в другом месте, — размышлял Эдгар, — то, наверное, выбрал ледник. Там раньше был тайник, или хижина отшельника, или…
— Там искать не надо, — строго сказал я. — Этот ледник — опасное и нездоровое место.
— Кроме того, — заметил Чарли, выступая в роли самодовольного голоса разума, — мы и не сможем. Он же заперт.
Когда мы, наконец, вернулись домой, то оказалось, что приехал сэр Джордж Руиспидж. Он заперся с мистером Карсуоллом в библиотеке. Мы с мальчиками присоединились к дамам в маленькой гостиной. Мисс Карсуолл вела себя необычно тихо. Она снова взялась за свою конторскую книгу и записывала покупки, сделанные в Глостере.
— Сэр Джордж привез письмо от миссис Джонсон, — сказала миссис Ли, ни к кому конкретно не обращаясь. — Они с братом так пекутся о своей несчастной сестрице. Сегодня он заезжал к ней — вы в курсе, что она вернулась в Грандж-Коттедж? — и я уверена, миссис Джонсон захотела написать и выразить свою благодарность за участие миссис Франт и мисс Карсуолл, самозабвенно дежуривших подле нее во время болезни.
Софи встала и вышла из комнаты.
Миссис Ли продолжила вещать громким шепотом, обратившись теперь уже к мисс Карсуолл:
— Бедная миссис Джонсон! Она так и не оправилась после того, как ее бросил один известный нам джентльмен. А раньше была такой веселой! Даже мечтательной! Помнится, как-то раз леди Руиспидж сказала мне, что миссис Джонсон более своевольная, чем ее сыновья.
— Мне не кажется, что сэр Джордж своевольный, мэм, — заметила мисс Карсуолл. — Разве он не ужасно добрый?
— Что? Сэр Джордж добрый? О да! Даже мальчиком он часто думал о возвышенном. Уверена, его и пороли меньше, чем брата.
В комнату вошел Пратт, и мисс Карсуолл дернулась как рыба на крючке. Мистер Карсуолл велел узнать, сможет ли она подойти к ним в библиотеку. Она вскочила, подлетела к зеркалу, внимательно осмотрела лицо и взбила локоны, затем окинула взглядом комнату, меня, миссис Ли, мальчиков, хотя я сомневаюсь, что она хоть кого-то из нас увидела. И ушла.