— Это необязательно отпугнет двух восторженных мальчиков. Если их нет в доме, то их нужно искать около развалин и ледника.
— Ледник? А где это?
— Он вырыт внутри холма рядом с озером. Мальчики решили, что это самое подходящее место для клада. Я прямо сейчас пойду туда, и если там их не окажется, то дойду до развалин.
— Хармвелл пойдет с вами.
— Хорошо, я подожду его подле выхода на террасу.
— Мы с Керридж тоже пойдем.
— Лучше, если вы останетесь дома, — быстро сказал я. — Возможно, они все еще в доме или вернутся другим путем, и мы разминемся.
Софи выскользнула из комнаты, чтобы отдать необходимые распоряжения. Я быстро переоделся и спустился. Подошли миссис Керридж и Софи, а за ними и Хармвелл с двумя фонарями. Софи сунула мне в руку фляжку с бренди, а Керридж принесла плащ.
— Насколько я знаю мальчиков, — сказала она, — один или оба найдут способ промокнуть.
Мы с Хармвеллом вышли на террасу. По-прежнему падал снег, хотя и не такой сильный, как раньше. Тем не менее он укрывал землю слоем в два-три дюйма, а кое-где ветер наметал сугробы и повыше. Белый чистый снег, подернутый ледяной корочкой — сущий ад, когда торопишься.
Мало того что вокруг было темно, так еще и дорогу замело, а многие знакомые ориентиры изменили свои очертания. Мы обошли дом кругом и добрались до тропки, ведущей к озеру. Хармвелл обнаружил чьи-то следы, возможно отпечатки детских ног, но из-за снегопада они смазались и потеряли четкость.
Мы молча прокрались вдоль забора, идущего по огородам, и вскоре наткнулись, в прямом смысле этого слова, на первую страшную находку. Рядом с воротами, откуда однажды холодным ясным вечером Эдгар и Чарли выскочили на меня из засады, на фоне снега чернело какое-то пятно.
Хармвелл выругался. Мы склонились над пятном, которое оказалось одним из мастифов. Я постарался нагнуться как можно ниже, чтобы получше рассмотреть находку, поскольку огромная псина была слишком тяжелой и ее невозможно было сдвинуть с места. Удалось установить следующее — собака мертва, никаких внешних повреждений нет, разве что густая слюна вокруг пасти и на снегу, похожая на пену или следы рвоты.
Мой спутник проворчал:
— Яд?
Наше открытие придало ночному приключению совсем другой характер. Мы побежали как можно быстрее. Следов второго мастифа, живого или мертвого, найти не удалось. Время от времени мы выкрикивали имена мальчиков. Наконец мы обнаружили четкие следы их ботинок и поняли, что мы на верном пути. Даже двум взрослым мужчинам было тяжело идти, а каково маленьким мальчикам? Мои мысли неслись вперед с бешеной скоростью: если мы не сможем найти детей сами, то придется поднять на ноги весь дом и обыскать парк. Если мальчики не спрячутся где-то, то могут замерзнуть.
Мы добрались до обелиска, откуда расходились тропинки в северной части парка. Чуть дальше густые ветви каштана защищали землю от снега. Хармвелл с фонарем в руках согнулся в три погибели и сделал несколько нетвердых шагов, словно неуклюжий краб.
— Что, черт возьми, вы делаете? — спросил я, клацая зубами.
— Смотрите, — он направил фонарь так, чтобы свет упал на определенный участок земли. — Видите?
Я присел на корточки рядом с ним и увидел четкий отпечаток маленького ботинка, слегка припорошенный снегом. Хармвелл немного сдвинул фонарь, и луч света упал на второй отпечаток.
— Ну и как расшифровать эти отпечатки? — спросил я. — Куда они пошли? К озеру или к развалинам?
— Я думаю, к озеру. Следы идут на запад, а не на восток.
— К леднику?
— Возможно, — Хармвелл двинулся дальше. — Будь проклят тот день, когда я произнес слово «клад».
— Вам не в чем упрекать себя, мистер Хармвелл. Мальчики начали бредить кладом, как только увидели развалины монастыря, задолго до вашего приезда.
— А я подлил масла в огонь.
— Глупости. Нельзя помешать мальчикам быть мальчиками.
Мы молча дошли до берега озера. Тут Хармвелл снова припал к земле и начал изучать следы.
— Да… я их вижу.
— В какую сторону?
Он распрямился.
— Не могу сказать точно. Но не думаю, что они вернулись. Если повезет, мы скоро их догоним.
Не успели мы пройти и нескольких метров, как в темноте раздался странный звук. И хотя снег несколько приглушил его, это определенно был лязг металла. Насколько я мог судить, источник шума находился в четверти мили от нас, но был отлично слышен, поскольку в парке стояла мертвая тишина.
— Дверь в ледник? — спросил я у своего спутника. — А возможно, лопата или кирка?
— Боюсь, нет, мистер Шилд. — Я не видел лица Хармвелла, его зычный голос долетал до меня из тьмы и казался ее частью. — Мне кажется, такой звук издают смыкающиеся челюсти капкана.
— Господи! Мальчики!
— Сомневаюсь. Зачем им заходить в чащу леса?
— Но мы же не знаем наверняка.
Хармвелл сухо заметил:
— Им незачем туда идти. Кроме того, если бы в капкан попало живое существо, человек или зверь, мы бы услышали пронзительные крики.
Хармвелл неутомимо шагал вперед скользящей походкой, слегка согнув ноги в коленях. Я, пошатываясь, следовал за ним, размышляя, почему один из мальчиков, попав в капкан, не закричал: он упал в обморок от боли, потерял голос или… мертв. Капкан завладел моими мыслями, стал символом всего холодного, безжалостного и жестокого, что охотится на слабых, бедных и несчастных. Снегопад затихал, пока, наконец, не превратился в редкие снежинки. На востоке над озером появилось несколько звездочек, хотя большая часть неба по-прежнему была затянута облаками.
— А как вы узнали, что это капкан? — спросил я дрожащим голосом.
— Когда натренируешь ухо, то научишься отличать характерный лязг, который издают челюсти капкана.
— Вы говорите сейчас как опытный охотник?
Хармвелл помолчал, а потом ответил:
— И как жертва.
Мы подошли к входу в овраг, откуда можно было попасть в ледник. Идти становилось все тяжелей и тяжелей. Земля под ногами была усыпана следами осенних ураганов: обломки камней, вырванные с корнем деревья, ветки — все это присыпано снегом и укутано покрывалом темноты. Овраг не защищал от ветра, как я ожидал, поскольку вечером ветер поменял направление и дул теперь вдоль берега прямо к леднику, и не просто дул, а осыпал снежной крошкой.
Хармвелл, шедший на несколько шагов впереди, снова сгорбился и принялся изучать землю.
— Здесь кто-то был недавно, — бросил он через плечо. — Возможно, даже двое.
Я приблизил губы к его уху так, что ощутил холод его кожи:
— Вы имеете в виду мальчиков?
— Нет, думаю, взрослый. Но не могу сказать точно, свет слишком тусклый, да и следы смазаны.
Мы заторопились по тропинке, пока не добрались наконец до входа в ледник. Обе створки двери были открыты.
— Они здесь! — воскликнул я.
— Увы, это ничего не значит, — ответил Хармвелл. — Ледник оставили на ночь открытым. Рабочие захотели его проветрить.
— Но кто-то все-таки тут был, — заметил я. — Посмотрите на снег на входе.
Мы вошли в коридор, и нас встретил знакомый запах разложения, хотя и не такой сильный, как раньше. Хармвелл потопал вперед, подняв фонарь повыше, и нечаянно задел меня. Я закрыл нос и рот шарфом и проследовал за ним.
Внутренние двери тоже были открыты. Мы заглянули в темную глубь ямы. Слабый свет фонарей подрагивало в темноте, словно водная гладь.
— Господи, — пробормотал я. — Боже мой.
Хармвелл цокнул языком.
— Кто это? — спросил он.
Я не ответил. На дне ямы лицом вниз лежал какой-то человек, голова его была скрыта шляпой. На незнакомце было темное длинное пальто с высоким воротником. Руки раскинуты, а тело вдавлено в тонкий слой грязной соломы и талого снега.
— Кто это? — повторил Хармвелл уже более настойчиво. — Ради всего святого, Шилд, кто это?
61
Некоторые воспоминания преследуют нас словно привидения, — иные приятные, иные нет, но в любом случае от них нельзя убежать или притвориться, что их не существует. И хотя мне не очень хочется останавливаться на том, что произошло дальше, придется записать все по порядку.