— А кто же еще?
— А где именно стоял капкан? — спросил я.
Он косо посмотрел на меня.
— Я же говорю вам, сэр, в Восточной Роще. Мы там расставили сразу несколько штук, хозяин еще осенью распорядился, а конкретно этот находился в местечке, который мы между собой называем Пять Дорожек, поскольку там сходятся пять тропок. Мы регулярно передвигаем капканы, нельзя ж их все время в одном месте держать, так ведь никого не поймаешь, даже этих болванов из Флаксерн-Магны.
Я попрощался с ним и пошел дальше. Восточная Роща — больший из двух лесных массивов у озера, тянувшийся справа от широкой дороги, ведущей к Флаксерн-Парве и церкви. С другой стороны лежала холмистая местность, постепенно спускавшаяся к равнине, в центре которой расположились руины монастыря, а на дальнем краю стоял Грандж-Коттедж. Если миссис Джонсон захотела бы пройти самым коротким путем от Грандж-Коттедж к оврагу, чтобы попасть в ледник, то это самый лучший маршрут при условии, что ее не беспокоило наличие капканов и лесничих с ружьями. Мне хотелось бы осмотреть тропинки в лесу и сам капкан, но я побоялся идти в лес без лесника и не осмелился открыто проявлять интерес — мало ли мистер Карсуолл узнает.
Но что-то в этой версии все-таки было не так. Мы услышали лязг капкана, когда подходили к озеру. Если ловушка сработала по вине миссис Джонсон, то не думаю, что у нее хватило бы времени пересечь рощу, пройти вдоль северного берега озера, преодолеть овраг, а потом еще свалиться в яму в леднике и убиться. А если бы и хватило, то мы бы услышали ее передвижения, особенно когда она пробиралась бы через овраг. Более того, мы нашли бы свежие следы, а ее тело все еще было бы теплым на ощупь.
Неотвратимо следовал вывод: капкан потревожил кто-то другой. Я вспомнил стук копыт, который слышал прошлой ночью после того, как мы нашли мальчиков, — звук, преследовавший меня во снах. Кто же отправился в путь верхом в столь поздний час? Ночь безлунная, да и дорога скользкая.
Я подошел к леднику, соблюдая меры предосторожности на случай, если мистер Карсуолл выставил охрану. Но я никого не увидел, двери по-прежнему стояли открытые. Я нащупал в кармане огарок свечи, вошел в коридор и тут же услышал какой-то шорох в яме. Подойдя на цыпочках, я посмотрел вниз. На потолке поблескивал свет фонаря, Внизу, в яме, стоял Хармвелл с фонарем в руке. Должно быть, он тоже что-то услышал, поскольку смотрел прямо на меня, сияя яркими белками глаз.
— Мистер Шилд, что вас сюда привело?
— Добрый день, мистер Хармвелл. Я мог бы задать вам тот же вопрос.
Он махнул рукой.
— Как вы знаете, я занимался изучением устройства ледников. Особенно меня интересует коммерческое применение подобных помещений. Кристально-чистый блочный лед — вот что требуется современному миру, — он показал на слякоть под ногами, — а не этот жалкий грязный суррогат, который притаскивают из любой замерзшей канавы, пусть даже и полной всякого мусора. Ни одно общество не может называть себя по-настоящему цивилизованным, если позволяет себе использовать такой дрянной лед для хранения продуктов.
Пока он разглагольствовал, я перелез через край ямы и спустился по лестнице на дно.
— Если бы вы выступали в суде, то были бы поистине убедительны, тем не менее вынужден признаться — я так и не понял, почему же вы здесь.
Хармвелл сделал несколько шагов назад и прислонился к стене, напустив на себя равнодушный вид.
— Все просто, вот объяснение, — он показал на большую круглую дыру посередине ямы. Колесо, служившее решеткой для стока, по-прежнему стояло у стены, и отверстие зияло чернотой.
— Я не понимаю вас, сэр.
— Ледник в Монкшилл очень хорошо осушается, по крайней мере, должен хорошо осушаться. Человек, который его спроектировал, знал свое дело, — Хармвелл присел на корточки и посветил фонарем в сточный колодец. — Видите, здесь легко может проползти человек, и к сточному колодцу ведут широкие дренажные трубы. Там, внизу, есть еще несколько решеток, намного более изысканных, чем это колесо, они служат для защиты от крыс и других непрошенных гостей. Самую первую видно отсюда, она напоминает железные воротца, отделяющие сточный колодец от собственно стока. В сточный колодец попала солома и всякий мусор, решетка забилась, и талая вода поднялась в сам ледник. Отсюда и этот неприятный запах.
— Мне кажется, миссис Керридж упоминала какую-то шахту.
Хармвелл встал в полный рост, и его тень заполнила большую часть ямы.
— Вы совершенно правы. Шахта обеспечивает доступ в сток извне, кроме того, она, без сомнения, служит для вентиляции. Насколько я понимаю, к несчастью, она завалена, но принцип верный: шахта позволяет время от времени чистить сточный колодец и дренажные трубы даже в том случае, если ледник полон.
— То есть этот ледник поистине уникален в своем роде.
— Именно. Я надеялся увидеть оригинальные планы, но мистер Ноак сказал, что мистер Карсуолл не может их отыскать.
— Признаться, я понятия не имел, что это настолько сложный предмет.
— Надеюсь, я не утомил вас, сэр. Вы должны извинить меня. Это мой любимый конек, и возможно в один прекрасный день хобби превратится во что-то большее: полагаю, на производстве и продаже льда можно сколотить состояние, особенно в Америке.
Я присел над сточным колодцем. Мистер Хармвелл услужливо подержал фонарь, чтобы осветить его глубины. Я не сомневался, что он искренне питал интерес к производству льда, поскольку в его голосе слышался энтузиазм, который ни с чем не спутаешь, но, как я однажды заметил в беседе с мистером Карсуоллом, иногда человеком могут руководить сразу несколько мотивов. Вчера ночью Хармвелл хотел задержаться в леднике, и теперь воспользовался первой же возможностью прийти сюда, когда никого нет. Но вчера я предположил, что он хотел осмотреть тело миссис Джонсон, а сейчас задумался: может, его истинная цель заключалась в том, чтобы обыскать сам ледник.
— Смотрите, — сказал я. — Мне кажется, вон там слева в стене небольшое углубление.
Меня удивил эффект, произведенный моими словами. Я сказал это наудачу, чтобы поддержать разговор и прервать неловкое молчание. Но Хармвелл тут же перемахнул через край сточного колодца. Глубина составляла около четырех с половиной футов. Он посветил фонарем в маленькое прямоугольное пятно, на которое я показывал пальцем.
— Очень любопытно, — сказал Хармвелл. — А я и не заметил. Такое впечатление, что кто-то расшатал два кирпича.
Он сунул руку в углубление и судорожно охнул.
— Что там?
— Да… Очень любопытно, — он вытащил какой-то маленький предмет, вытер его об пальто и принялся рассматривать при свете фонаря, затем посмотрел на меня, и белки его глаз снова блеснули в темноте. — Знаете, мне кажется, это кольцо. Посмотрите сами.
Пока Хармвелл вылезал из сточного колодца, я изучал кольцо. Я протер его носовым платком и различил сначала блеск золота, а потом сияние бриллианта. Действительно ли мы так легко отыскали его? Или же Хармвелл сам подложил кольцо пару минут назад, а потом притворился, что нашел его?
Мой собеседник откашлялся:
— Возможно, его обронила миссис Джонсон?
— Возможно, — я не хуже Хармвелла понимал, что данное предположение абсурдно: с чего это миссис Джонсон ронять кольцо, и как кольцо могло так отскочить от пола, чтобы попасть четко в углубление вопреки всем законам физики, да еще и покрыться грязью? — Нужно отнести кольцо мистеру Карсуоллу.
— О да, — Хармвелл поклонился, словно в знак признательности за мою мудрость. — После вас, сэр.
Мы выбрались из ледника и заторопились к дому. Когда мы подошли к черному входу, из-за угла появилась мисс Карсуолл.
— Мистер Шилд! Мистер Хармвелл! Мистер Хармвелл, мне кажется, вы промокли!
— Ничего страшного, мисс. Пустяки.
— Мы были в леднике, — сказал я, решив не уточнять, что мы лишь возвращаемся вместе, а встретились случайно, — и кое-что нашли в сточном колодце.