Выбрать главу

— Поднимите руки, пожалуйста, — продолжил Иверсен. — И медленно идите наверх. Нет, Джозеф, не надо, — обратился он к типу, оставшемуся в подвале. — Пока что не трогай его.

Я неуклюже попрыгал по ступеням и в итоге оказался в помещении, служившем кухней, — в одном углу стояла большая плита, а в другом буфет. Здесь царила неописуемая грязь. Должно быть, я представлял жалкое зрелище: неумытый, небритый, в разорванном пальто, на лацканах и бриджах пятна запекшейся крови — результат моих попыток развязать руки. Я повернулся к мистеру Иверсену.

Он тем временем уже не сидел, а стоял посреди кухни с пистолетом в руке. Костыли остались у стола. Иверсен прочел удивление на моем лице, и его губы растянулись в улыбке.

— Чудо, не правда ли, мистер Шилд? Очень поучительно. Кстати, во дворе есть колонка. Мы с Джозефом проводим вас.

Иверсен и его подручный вывели меня во двор, наблюдая, как я, спотыкаясь, прыгаю к уборной, которой пришлось воспользоваться, не закрывая дверь. Оттуда через крыши надворных построек я увидел трубы двух больших современных строений, маячивших всего в шестидесяти или семидесяти ярдах. Мистер Иверсен проследил за моим взглядом и махнул рукой в сторону домов:

— Там никого нет, — заметил он. — Так что поберегите горло.

— А где мы?

Он пожал плечами, очевидно решив, что ничего не потеряет, если ответит на вопрос:

— К северу от Килбурна посреди большого земельного участка вдали от жилых домов. Здесь раньше была ферма, и когда-то вся земля принадлежала ей. А та махина с длинной трубой — это лечебница для умалишенных, там привыкли к крикам и призывам о помощи. А рядом — видите? вон то здание, с башенкой, — это работный дом. Очень удобно, как я понимаю, — постояльцы могут переезжать из одного дома в другой, как только опекуны сочтут нужным. В этом приходе власти все продумали.

Я поднялся и застегнул бриджи.

— Я не понимаю, что вам от меня нужно. Прошу, отпустите меня.

Иверсен пропустил мои слова мимо ушей.

— У них тут даже свое кладбище имеется. Посмотрите за ворота. Отсюда можно мельком увидеть кладбищенские стены вон за теми липами. У сумасшествия и бедности есть общая черта — рано или поздно они заканчиваются смертью. Но подумайте о чувствах простых горожан — а куда им деваться? Подумайте о тех, кто населяет роскошные новые улицы, площади и дома, — все они когда-нибудь лягут здесь, но вряд ли им захочется ждать трубного гласа на том же кладбище, что и эти горемыки. А так — закрытое кладбище, и все счастливы, всем удобно. Мило, вы не согласны?

— Зачем вы меня сюда привезли?

— Всему свое время, мистер Шилд. А еще на этом кладбище есть свой могильщик, добродушный парень, хоть и грубоватый.

— Он своим работодателям и гробы поставляет?

Иверсен посмотрел на меня и одарил быстрым одобрительным кивком.

Я сказал:

— Без сомнения, ему помогают те типы, что привезли меня сюда?

— Вы абсолютно правы. Но не стоит судить о них по внешности, — Иверсен взглянул на своего подручного, стоявшего в дверях кухни. — Вот возьмите Джозефа. В глубине души он добрый малый. Даже помогает Могильщику закапывать могилы, если у того нет времени, — он снова указал на липы. — В кладбищенской стене имеются ворота, так что Могильщик и его помощники могут пройти на кладбище никем не замеченные.

Иверсен любезно позволил мне воспользоваться колонкой, чтобы умыть лицо и вдоволь напиться. Он четко и недвусмысленно дал понять, что в его власти закопать меня на кладбище для бедняков и умалишенных, и я не сомневался, Иверсену все равно, буду я живым или мертвым, когда гроб опустят в могилу.

— Сэр, — сказал я, когда мы медленно двинулись в обратный путь. — Могу я поговорить с вами с глазу на глаз?

— О, я буду очень рад, — он остановился и жестом подозвал Джозефа. — Лошадь оседлана?

— Да, сэр.

— Скачи обратно в город. Вечером вернешься в экипаже с Элайджей, часиков в шесть. Но для начала свяжи этому юноше руки за спиной и разрежь веревку на ногах.

Джозеф выполнил приказ хозяина, и, как мне показалось, испытал злорадное удовольствие, завязав мне руки как можно крепче. Когда он ушел, Иверсен дулом пистолета подтолкнул меня в сторону кухни.

— Ну? Что вы хотели мне сказать?

— Я многого не понимаю в произошедшем, — сказал я, когда мы очутились внутри, а мои глаза бегали взад-вперед в поисках потенциального оружия. — На самом деле мне порой кажется, что я вообще ничего не понимаю. Однако я знаю достаточно, чтобы недоумевать, — а обязательно ли нам быть противниками?

Иверсен улыбнулся.

— Смелое суждение.

— Если все дело в деньгах…

— Природа щедро вас наградила, мистер Шилд, но не думаю, что среди прочих наград было и богатое наследство.

— Полагаю, я знаю человека, который щедро заплатит за сведения, если это будут те сведения, которые он хочет услышать.

— Коротышка янки и его ручной негр? — гласные стали глуше и четче. — Нет, не пойдет. — Иверсен вернулся к культурному слогу: — Мы, сударь, слишком далеко зашли. Коней на переправе не меняют, если есть выбор. — Он махнул пистолетом в сторону открытой крышки люка. — Я бы хотел, чтобы вы на некоторое время вернулись в подвал.

У меня не оставалось выбора, кроме как подчиниться. Когда Иверсен запер меня в темноте, я вяло попытался освободиться, но Джозеф хорошо потрудился. Не знаю, сколько я сидел на нижней ступеньке лестницы, мысленно перебирая разные аргументы, которые мог бы высказать Иверсену, но только для того, чтобы отбросить их все до последнего. Над моей головой Иверсен ходил туда-сюда и даже спел несколько строк из сентиментальной баллады. Пару раз мне показалось, что я слышу стук копыт, но непонятно, удаляется он или приближается, минует ферму или, наоборот, останавливается.

Наконец над головой снова раздались шаги, а за ними скрежет металла и стук люка.

— Мистер Шилд? Мистер Ши-и-илд! — позвал Иверсен. — Пожалуйста, отзовитесь.

— Я вас слышу.

— Можете медленно подняться, я отодвинул засов. Но никаких резких движений, пожалуйста.

Я вылез, щурясь, как крот, и оказался в кухне, залитой солнечным светом. Иверсен ждал меня на безопасном расстоянии от люка. Он велел мне повернуться спиной, дабы изучить целостность веревки на запястьях, а потом через кухню провел меня в коридор, а оттуда в гостиную, обставленную по деревенской моде прошлого века. Лучи солнца не проникали сюда, поскольку дверь была закрыта, занавески задернуты и ставни заперты. Большую часть одной из стен занимала огромная печь с медной заслонкой, за которой потрескивали поленья. Единственным источником света были полдюжины свечей.

В комнате нас ждали двое. Одной оказалась Мэри-Энн. Связанная девушка сидела на стуле. Ей даже рот заткнули, рот, который и так не мог произнести ни слова, лишь только птичий щебет. Бедняжка уставилась на меня огромными несчастными глазами.

Вторым человеком, сидевшим на деревянной скамье с высокой спинкой с часами в руках, был Стивен Карсуолл.

79

— Ayez peur, — ухмыльнулся я и увидел, как Иверсен и Карсуолл обменялись взглядами.

— Вы потеряли рассудок, Шилд, — сказал Карсуолл.

Иверсен толкнул меня на стул, стоявший напротив скамейки, а сам расположился у двери.

— Связь между вами известна, — продолжил я в надежде, что смогу использовать свой козырь.

— Кому известна? — спросил Карсуолл. — Ноаку? Но ведь человек может просто купить попугая — или нет? Для мальчика, который вот-вот станет его пасынком, — он произнес последнее слово с особым ударением и посмотрел на меня, в его взгляде смешались триумф и ненависть. — Зачем вы докучали миссис Франт подле могилы ее покойного супруга?

— Откуда вы знаете, что я с нею встречался?

— Она сама мне сказала, — Карсуолл оглядел комнату, словно ветхие стены были восхищенной публикой. — Она ведь резко осадила вас и велела убираться?