Я покачал головой.
— Это Керридж, да? Она служит сразу двум господам: вам и мистеру Ноаку. Но Керридж не только это вам рассказала. Она узнала от Хармвелла, где я живу, и донесла вам, иначе головорезы Иверсена не смогли бы так быстро найти меня.
Карсуолл пожал плечами.
— И как далеко Ноак влез в это дело?
— Он не посвящал меня.
— А вот это мы сейчас проверим. Вы когда-нибудь видели руку, раздробленную дверью?
Я промолчал.
— Неприятное зрелище. Но это еще и необычайно болезненно, зато очень просто. Держишь руку между косяком и дверью с той стороны, где петли, а можно и по одному пальчику прищемлять, это кому как нравится. А потом дверь просто закрывается. Любой мастеровой скажет вам, что если есть рычаг, то сила не нужна. Даже ребенок сможет выполнить этот трюк, — главное правильно поместить руку.
— Вы чудовище.
— Как говорится, нужда закона не знает, а через жизнь шагает. Разве это не ваша избитая фразочка, господин Учитель? Я просто приспосабливаюсь к жизни. Вы для меня представляете двойную угрозу: вы можете запятнать репутацию моей будущей супруги и поставить под вопрос успех сделки.
Я ничего не говорил, лишь сжал руки, связанные за спиной, и подумал о плоти, сухожилиях и костях под кожей.
Карсуолл кивнул Иверсену, который взвел пистолет и сделал шаг вперед.
— Не его, — велел Карсуолл. — Сначала девчонку. Пусть он посмотрит, до чего довело его молчание, прежде чем испытает то же на собственной шкуре.
Иверсен кивнул и развязал запястья Мэри-Энн. Ноги девушки оставались связанными. Иверсен схватил ее под мышки и поволок к двери. У бедняжки во рту был кляп, но из горла вырывался булькающий звук, намного более красноречивый, чем любые слова.
— Стойте, — сказал я. — Не нужно мучить девушку.
Карсуолл откинулся на скамейке и открыл часы.
— Даю вам минуту, чтобы убедить меня.
— Вы ее отпустите?
— Возможно. Все зависит от вашей честности.
У меня не оставалось выбора.
— Мистер Ноак считает, что Генри Франт ответственен, прямо или косвенно, за смерть его сына в Канаде во время последней войны. Он полагает, что лейтенант Сондерс умер, поскольку грозился предать гласности мошеннические сделки, проводимые банком Уэйвенху, или, вернее, мистером Генри Франтом. Более того, он подозревает, но пока что не смог доказать, что вы сами, мистер Карсуолл, были пособником Франта в его преступной деятельности, то есть явились, по крайней мере в некоторой степени, соучастником убийства лейтенанта Сондерса.
Карсуолл надул щеки и со свистом выпустил воздух.
— А какие у него есть доказательства?
— Ничего, что прямо указывало бы на вас. Однако, проведя собственное расследование, мистер Ноак обнаружил, что Генри Франт расхищал имущество банка после того, как взял на себя руководство. Мистер Ноак предпринял ряд шагов, чтобы ускорить крах банка и разорение самого мистера Франта.
— Но этим дело не кончилось, — тихо заметил Карсуолл.
— Нет, сэр, не кончилось. Мистер Ноак завел знакомство с вами. Переговоры касательно предполагаемой продажи ливерпульских складов убедили его, что вы принимали активное участие в канадских операциях, хотя и не доказывали, что вы имеете отношение к смерти его сына. — Я замялся. — А теперь мы подошли к смерти миссис Джонсон и леднику.
Я почувствовал, как атмосфера в комнате внезапно изменилась, как только я выпалил последние слова. Иверсен тихонько охнул.
— Это был несчастный случай, — фыркнул Карсуолл. — Именно такое решение вынес коронер.
— Несчастный случай, сэр? Но думаю, коронер не знал, что миссис Джонсон была в леднике не одна. С нею был мужчина.
— Мне казалось, что это неподходящее время и место для романтического свидания.
— Они пришли туда с иной целью. Генри Франт и миссис Джонсон спрятали в леднике кое-какие ценности в надежде, что смогут начать новую жизнь после того, как банк лопнет, — вероятно, за границей и под чужими именами.
Карсуолл удивленно поднял густые брови.
— Никогда не слышал ничего более невероятного.
— Они забыли кольцо. Вернее, он забыл.
— Кольцо? А, то кольцо, что вы похитили?
— Нет, то кольцо, которое вы велели вашему лакею спрятать в подкладке моего пальто, чтобы у вас появилось законное основание для предъявления против меня ложным обвинений.
— Ложных? Ложных, говорите? Но где же тогда, позвольте спросить, кольцо?
— Не могу вам сказать. Но точно знаю, что его скоро доставят в ваш особняк на Маргарет-стрит. Но вернемся к мистеру Ноаку: он получил список ценных бумаг, отсутствовавших на момент падения банка. В их числе вексель, который был недавно обналичен в Риге.
— И как мистер Ноак это объясняет?
— Он считает, что Генри Франт инсценировал собственное убийство и все еще жив и вы с ним заключили сделку.
Карсуолл откашлялся, из его рта вылетел комок слизи.
— Прошу вас просветить меня на этот счет.
— Вы помогаете ему обналичивать векселя и, вероятно, продавать и другие ценности. Мистер Франт не осмеливается делать это сам, даже за границей, поскольку он виновен не только в хищениях, но и в убийстве на Веллингтон-террас. Мистер Ноак установил, что вексель, обналиченный в Риге, побывал у одного нотариуса в Брюсселе, с которым вы часто ведете дела.
— Как и многие другие, без сомнения. Но какая же мне польза от этой нелепой сделки?
— Вам, сэр? Ну, вы получаете свою долю, разве нет? А вдобавок возможность обладать женой мистера Франта.
Лицо Карсуолла, уже бордовое, потемнело еще больше. Он изучал циферблат своих часов, а грудная клетка вздымалась и опускалась:
— Редко мне приходилось слышать такую чушь, — наконец сказал он.
— Но эта чушь объясняет, почему мы вчетвером оказались в этой комнате.
Иверсен покашлял, напомнив Карсуоллу о своем присутствии.
Карсуолл повернулся к нему и ткнул в Мэри-Энн:
— Дайте-ка этой неряхе лекарство от всяких глупостей.
— Зачем, сэр? — спросил Иверсен. — Мне показалось, молодой человек и так разговорился.
— Да что с вами такое?
— Девчонка — моя служанка, и она умеет хранить в тайне свои беды. А если раздробить ей руки, то на нее не позарится ни человек, ни зверь.
Я сказал наобум, только чтобы отвлечь Карсуолла:
— Но есть еще один вопрос, на который мистер Ноак желал бы найти ответ.
— Да? — Карсуолл нажал кнопку репетира на часах, и они издали тонкий писк. — Этот Ноак идиот: ну сунул он свой американский нос в мои дела, а что толку?
— Он хотел бы знать, понимаете ли вы, что выставляете себя на посмешище, когда пытаетесь купить этого лицемерного святошу-баронета, чтобы он женился на вашей ублюдочной дочери и ваших деньгах, добытых преступным путем. Знаете ли вы, что весь свет ухмыляется, видя ваше желание передразнивать. А еще ему интересно, умрете ли вы своей смертью, сэр, или отправитесь на виселицу, что вы вполне заслужили.
Я говорил все громче и громче, поскольку страсть изливалась из тайника в моей душе. Ноак не задавался этими вопросами, зато они интересовали меня, и мне нечего было терять, поскольку я и так все уже потерял. Когда я закончил, то в душной комнате повисло молчание. Иверсен смотрел на Карсуолла, и на его лице застыло какое-то отрешенное, почти веселое выражение. Лицо старика пошло от злости белыми пятнами. Я услышал совершенно отчетливо писк часов Бреге.
Карсуолл с ревом вскочил со скамьи:
— Ах ты мерзавец! Подлец! Ничтожество!
— Вам стоит знать, что миссис Франт ненавидит и презирает вас, — тихо сказал я. — Меня удивляет, что вы так сильно желаете обладать ею. Причина в том, что она жена Генри Франта? Вы так сильное ненавидите его? Франт заставил вас ощутить, что он ваш хозяин. Да, сэр, вы не ослышались, ваш хозяин.
Карсуолл потряс перед моим носом кулаком с зажатыми в нем часами.
— Я увижу твои страдания, мерзавец, уверяю тебя! Эй, ты! — на этот раз он обратился к Иверсену. — Ну-ка, подержи его руку, черт тебя подери. Я переломаю все кости в его теле. Я… Я…