Ценой огромных усилий я оторвался от ограды и побрел по Стрэнд. Движение стало разновидностью пытки. Но физическая боль еще не самое страшное, намного страшнее было отчаяние, давившее на меня. Предложение Ноака означало шанс вернуть Софи. Самая заманчивая и соблазнительная перспектива из всех, что когда-либо маячили передо мной. Я мог бы оправдать свою готовность поддаться искушению тем, что это может спасти Софи от Карсуолла, которого я считал отъявленным негодяем.
Я услышал шаги за спиной, медленные и вялые, словно эхо моих собственных. Меня преследовала сама Немезида, и она понимала, что торопиться не нужно.
Камень преткновения в том, что за последние шесть-семь месяцев я слишком хорошо усвоил, каково это, когда вами манипулируют, а вы можете контролировать свою судьбу ровно настолько, насколько на это способен Петрушка в кукольном спектакле. Но если я приму предложение мистера Ноака, то должен буду превратить Софи в свою марионетку. Согласившись выйти за Карсуолла, она сделала бы исключительно разумный выбор. Он богат, она бедна. Он стар, она молода, по крайней мере брак вряд ли продлится долго. С ее стороны это был бы брак по расчету. А что же до мистера Карсуолла, то я сомневаюсь, что чувство, которое заставляло старика желать Софи, имеет что-то общее с любовью в обычном понимании слова — это скорее потребность обладать, поработить, но не любовь. Но обе стороны выиграли бы в результате. Во все времена люди могли быть счастливы в браке без любви, но не без денег. Как верно заметила Флора Карсуолл, рай в шалаше — это хорошо, но кто заплатит по счетам? Любовь нельзя есть и пить, нельзя надевать ее вместо одежды, ею нельзя накормить своих детей.
Я добрался до поворота на Гонт-корт. Разумеется, никакого газового освещения здесь не было, лишь судорожно поблескивало пламя в керосиновой лампе на углу. Ничто не изменилось, твердил я себе, с тех пор как Софи дала мне congé.[39]
У подножия лестницы, ведущей к входной двери дома номер три, я остановился, оперся о перила и посмотрел туда, откуда пришел. Я услышал, как вдалеке проехала карета по Стрэнд, раздался цокот копыт, звон упряжи и стук колес по мостовой. Шагов ни было. В какой-то момент они прекратили меня преследовать. Я сказал себе: в Лондоне драмы разыгрываются каждую ночь, и нет причин думать, что те шаги принадлежали кому-то из действующих лиц моей трагикомедии. Но теперь, когда они стихли, я вдруг почувствовал необъяснимую тревогу.
Ayez peur, пробормотал я себе под нос, ayez peur.
76
На следующее утро я покинул дом в поисках кофе — не умывшись и не побрившись. Я встал поздно, и мой разум все еще был затуманен дремой.
На углу возле фонаря стояла маленькая потрепанная закрытая карета, выкрашенная в черный цвет. Когда я подошел поближе, дверца распахнулась, и смуглый парень в поношенном черном пальто выглянул и спросил, как быстрее добраться до Ковент-Гарден.
Одновременно из-за кареты вышел другой тип, тоже в черном, и схватил меня за руку. Первый вцепился в лацканы, и они затащили меня внутрь. Второй последовал за мною и захлопнул дверцу. Лошади рванули с места.
Мы оказались в тесной карете втроем, рукой-ногой не пошевелить, не говоря уж о том, чтобы отбиваться. Шторы опущены, свет почти не пробивается. Тот тип, что заговорил со мной, обхватил меня рукой за горло и запрокинул мне голову. Я почувствовал укол лезвия.
— Сиди тихо, простофиля, — тихо сказал он. — Сиди тихо, а не то нам придется замарать руки.
Пока карета, подпрыгивая, с грохотом неслась по улицам, полным звуков лондонского утра, внутри нее происходил особый ритуал. Я специально пишу «ритуал». Мои похитители отлично знали свое дело, в их движениях чувствовалась беспечность и непринужденность. Второй связал мне вытянутые вперед руки в запястьях, сунул грязный кляп в рот и, наконец, связал ноги в коленях.
Теперь я сидел, съежившись, в углу, все еще с ножом у горла. Похитители молчали. Замкнутое пространство заполнял звук нашего дыхания и запах тел. Я безуспешно пытался придумать, как справиться с этой ситуацией, но страх мешал думать рационально. Снова и снова я проклинал себя за то, что имел глупость остаться на Гонт-корт, а не нашел убежище в другом городе и под чужим именем. Вот уже который раз, но теперь при более печальных обстоятельствах, я стал игрушкой в руках судьбы.