Агата Кристи
ЗАГАДКА ЭНДХАУЗА
Глава первая
Отель «Мажестик»
Из всех приморских городов на юге Англии Сент Лу, по-моему, самый привлекательный. Он с полным основанием зовется жемчужиной морских курортов и поразительно напоминает Ривьеру. Мне кажется, что побережье Корнуолла по своей прелести ничуть не уступает югу Франции.
Все это я сказал своему другу Эркюлю Пуаро.
— Вы прочитали это вчера на карточке меню, в вагоне-ресторане, мой друг. Ваше замечание не оригинально.
— Разве вы не согласны?
Он задумчиво улыбался и молчал. Я повторил вопрос.
— Ох, тысяча извинений, Гастингс! Я мысленно отправился странствовать, и, представьте, в те самые края, о которых вы только что упоминали.
— На юг Франции?
— Вот именно. Я ведь провел там всю прошлую зиму и сейчас вспоминал кое-какие события.
Я знал, о чем он говорит. Об убийстве в голубом экспрессе, совершенном при запутанных и таинственных обстоятельствах. Пуаро решил эту загадку с той изумительной проницательностью, которая никогда ему не изменяла.
— Как жаль, что меня не было с вами, — от всей души посетовал я.
— Мне тоже жаль, — ответил Пуаро. — Ваш опыт был бы просто неоценим.
Я покосился на него. Многолетняя практика научила меня не доверять его комплиментам, но на сей раз он, казалось, говорил совершенно искренне. Да и почему бы ему в конце концов не быть искренним? Я и в самом деле отлично разбираюсь в его методах.
— И больше всего мне не хватало вашего живого воображения, Гастингс, — мечтательно продолжал Пуаро. — Небольшая разрядка бывает просто необходима. Мой лакей Жорж — восхитительный человек. Иногда я позволяю себе обсуждать с ним кое-какие вопросы. Но он начисто лишен воображения.
Его замечание показалось мне абсолютно неуместным.
— Скажите, Пуаро, — заговорил я, — неужели вас никогда не тянет вернуться к прежним занятиям? Ваша бездеятельная жизнь…
— Устраивает меня как нельзя лучше, мой друг. Греться на солнышке — что может быть прелестнее? В зените славы спуститься с пьедестала — можно ли представить себе жест более величественный? Обо мне говорят: «Вот Эркюль Пуаро… великий… неповторимый! Подобного ему никогда не бывало и не будет». Ну что ж. Я доволен. Я больше ничего не прошу. Я человек скромный.
Что до меня, я бы, пожалуй, воздержался от слова «скромный». Тщеславие Пуаро, на мой взгляд, нисколько не уменьшилось с годами. Приглаживая усы, он откинулся в кресле и прямо-таки замурлыкал от самодовольства.
Мы сидели на одной из террас отеля «Мажестик». Это самый большой из здешних отелей. Он расположен у моря и окружен парком. В парке, раскинувшемся внизу, чуть ли не на каждом шагу растут пальмы. Море отливало густой синевой, солнце сверкало с тем искренним пылом, с каким и положено сверкать августовскому солнцу (англичанам, увы, не часто доводится видеть такую картину). Неистово жужжали пчелы, словом, большей идиллии нельзя себе представить.
Мы приехали накануне вечером и собирались провести здесь неделю поистине восхитительную, если судить по первому утру.
Я поднял газету, выпавшую у меня из рук, и снова погрузился в чтение. Политическая ситуация была неопределенной и малоинтересной. Был опубликован длинный отчет о нашумевшей мошеннической проделке городских властей, а в общем, ничего волнующего.
— Любопытная штука эта попугайная болезнь, — заметил я, перевертывая страницу.
— Очень любопытная.
— В Лидсе, оказывается, еще два смертных случая.
— Весьма прискорбно.
Я перевернул страницу.
— А о кругосветном перелете Сетона по-прежнему ничего нового. Отчаянный народ эти летчики. Его самолетамфибия «Альбатрос», должно быть, замечательное изобретение. Жаль будет, если бедняга отправится к праотцам. Правда, надежда еще есть. Он мог добраться до какого-нибудь острова в Тихом океане.
— Жители Соломоновых островов, кажется, все еще каннибалы? — любезно осведомился Пуаро.
— Славный, должно быть, парень. Когда вспоминаешь о таких, чувствуешь, что быть англичанином в конце концов не так уж и плохо.
— Не так обидны поражения в Уимблдоне? — заметил Пуаро.
— Я не имел в виду… — начал я.
Изящным жестом мой друг прервал мои извинения.
— Что до меня, — объявил он, — я хоть и не амфибия, как самолет бедняги Сетона, но я космополит. И англичанами, как вам известно, я восхищаюсь глубоко и неизменно. Как основательно они, например, читают дневные газеты!
Мое внимание привлекли политические новости.
— Наш министр внутренних дел, кажется, попал в хорошую переделку, — заметил я со смешком.
— Бедняга! Ему приходится несладко. Так несладко, что он ищет помощи в самых невероятных местах.
Я удивленно посмотрел на него.
Чуть улыбаясь, Пуаро вынул из кармана свою утреннюю корреспонденцию, аккуратно перевязанную резинкой, вытащил из пачки одно письмо и перебросил его мне.
— Должно быть, не застало нас вчера, — заметил он.
Я пробежал его с радостным волнением.
— Но, Пуаро, — воскликнул я, — ведь это очень лестно!
— Вы думаете, мой друг?
— Он отзывается о ваших способностях в самых горячих выражениях.
— Он прав, — ответил Пуаро, скромно опуская глаза.
— Просит вас взять на себя расследование… называет это личным одолжением…
— Именно так. Вы можете не повторять мне все это. Дело в том, что я тоже прочел это письмо, мой милый Гастингс.
— Какая жалость! — воскликнул я. — Как раз когда мы собирались отдохнуть…
— О нет, успокойтесь, о том, чтобы уехать, не может быть и речи.
— Но ведь министр говорит, что дело не терпит отлагательства.
— Возможно, он прав… а может быть, и нет. Эти политические деятели так легко теряют голову: я своими глазами видел в палате депутатов в Париже…
— Так-то оно так, но нам все же следует приготовиться. Лондонский экспресс уже ушел, он отходит в двенадцать. А следующий…
— Да успокойтесь же, успокойтесь, Гастингс, умоляю вас. Вечные волнения, вечная суматоха. Мы не едем нынче в Лондон… и завтра тоже.
— Но ведь этот вызов…
— Не имеет ко мне никакого отношения. Я не служу в английской полиции. Меня просят заняться делом в качестве частного эксперта. Я отказываюсь.
— Отказываетесь?
— Ну, разумеется. Я отвечаю с безукоризненной вежливостью, приношу свои извинения, свои сожаления, объясняю, что очень сочувствую, но увы! Я удалился от дел, я конченый человек.
— Но это же неправда! — воскликнул я с жаром.
Пуаро потрепал меня по колену.
— Мой верный друг… преданный друг… К слову сказать, вы не так уж ошибаетесь. Голова у меня еще работает, как прежде, и метод и логика-все при мне. Но раз уж я ушел от дел, мой друг, то я ушел! Конец. Я не театральная звезда, которая десятки раз прощается с публикой. Я заявляю с полным беспристрастием: пусть испробует свои силы молодежь. Как знать, может быть, они чего-нибудь достигнут. Я в этом сомневаюсь, но это возможно. И уж во всяком случае, они вполне могут справиться с этим примитивным и нудным делом, которое волнует министра.
— Да, но какая честь, Пуаро!
— Что до меня, я выше этого. Министр внутренних дел, будучи человеком здравомыслящим, понимает, что все будет в порядке, если ему удастся заручиться моей помощью. Но что поделаешь? Ему не повезло. Эркюль Пуаро уже распутал свое последнее дело.
Я посмотрел на него. В глубине души я сожалел о его упорстве. Такое дело могло бы добавить новый блеск даже к его всемирной славе. В то же время я не мог не восхищаться его непреклонностью.
Неожиданно у меня мелькнула новая мысль.
— Одного не пойму, — усмехнувшись, проговорил я, — как вы не боитесь. Делать такие категорические заявления — это же попросту искушать богов.
— Не существует, — ответил он, — человека, который поколебал бы решение Эркюля Пуаро.