Более того, на 31-й странице делящаяся клетка изображена как объект поклонения: она поднята на возвышенное основание — нечто вроде пьедестала. Слева от нее начавшая делиться клетка в обрамлении из ступенчатых кирпичиков-белков: явно для того, чтобы показать знающему читателю кодекса, что процесс этот протекает внутри белкового создания — тела.
А рисунок справа показывает, что эти невидимые глазу деления имеют целью и копирование генетических особенностей листа или плода.
Это же Омейокан! Истинное Место Двойственности!
При таком его биологическом толковании я не мог не принять за истину, что двойные двухголовые фигурки очеловеченных подобий хромосом относились к архаической эпохе и начинавшему развиваться сельскому хозяйству, а поэтому могли использоваться как средство для получения помощи от высших сил. Так что, по крайней мере, толика биологических знаний была распространена в народе как миниму за несколько столетий до появления таких основательных «учебников», какими являются дошедшие до нас кодексы миштеков. О последних известно, что созданы они были, скорее всего, незадолго до 1330 года. Фигурки же из Тлатилько датируются примерно 860 годом до нашей эры. Невольно возникает мысль о существовании в Древней Мексике каких-то двух источников информации. Один теряется во мгле веков — от него дошел культ палочки, жезла, столба, тотема, часто двойных, параллельных или пересеченных, со всеми их разновидностями, запечатленными на стенах пещер уже в каменном веке, а также культ змеи, как живого зародыша воды. И второй более поздний источник, который, по той причине, что он появился при более развитых культурах, мог быть понят точнее, подробнее и дать знание в виде настоящей доктрины.
В Мексике принято, как исторический факт, что человеком, который создал культ Кецалькоатля со всей сопутствующей ему символикой, был верховный жрец тольтеков, носивший то же имя. Он-то и развил религиозно-мистическое учение об Омейокане с его владыкой Ометеотлем — Двойственным Богом.
Затем я узнал, что о фигурках из Тлатилько написано исследование по проблеме двойственности. Витрауд Цендер считает, что эти фигурки изображали не богов и не были портретами людей. Конечно же, мог добавить я, они попросту отображали процесс репликации — копирования.
В ацтекские времена существовал обычай приобщения родившегося ребенка богу Ометеотлю такими словами, произносимыми женщиной, принимавшей роды:
«Ты, Господи, владыка наш, ты, Госпожа в юбке из жада[16], ты, излучающий солнечный блеск. Вот явился человек, а прислали его сюда наша мать, наш отец, Господин Двойственности, Госпожа Двойственности, тот [который обитает] на девяти уровнях, тот, кто из места двойственности».
Это более намек на естественный источник, которому ребенок обязан своим рождением, чем обращение к высшей силе, управляющей Вселенной, хотя и о ней упоминается («солнечный блеск»). Ведь не зря сказано в кодексе, что именно Ометекутли, 2-Господин, положил начало жизни, Биолог мог бы уточнить, добавив от себя: начало жизни положили репликаторы.
Как бы графический итог всему тому, что мне удалось установить относительно Омейокана, я нашел на 18-й странице кодекса Нутталь.
В верхнем правом углу два старых бога, Ометекутли и Омечиуатль, восседают на своем двойственном небе, в обрамлении подобном тому, которое обыкновенно имеют драгоценные сосуды — яйцеклетки. В ленте изумрудной драгоценной воды нарисованы знаки Венеры, говорящие о небесном характере этой сферы, а выпученные глаза— о ее недоступности человеческому взору. Между богами — Солнце, вскармливающее в своих недрах драгоценный сосуд, из которого расходятся четыре ленты драгоценных камней — дочерних клеток, а в самом центре его знак оллин символизирует жизнеполагающее свойство Омей-окана: удваивание палочек и драгоценных камней.
Из этого пространства ниспадает «лента, упавшая с неба»; она из шнура малиналли, «скрученного», а также перьев кецаля, что как раз и означает место ее происхождения. Лента несет в себе и с собою жизнь, атрибуты которой держат два шагающих вниз по ней божка. Первый божок несет кинкунке из пяти клеток и мешок смолы — копаля, горение его — символ тепла, жара жизни. Перед ним — ожерелье из драгоценных камней — иероглиф, обозначающий ребенка. И это раскрывает смысл всей записи.