В другом источнике, из круга культуры науатль, Кецаль-коатль для того, чтобы создать людей, должен был, прибегая к различным способам, отнять их «кости» у бога мертвых — Миктлантекутли. Наконец, в самом акте творения всюду участвует пара первичных богов: Алом и Каолом, Великая Мать и Великий отец у киче, а у народов науа — пара «владык нашего тела», богов тринадцатого неба, мест двойственности — Омейокана, Тонакачиуатль и Тонакатекутли. Одним словом, все творческие усилия Кецалькоатля — такие, какими я их видел, — напоминали именно исполнение, воплощение в материю какой — то заданной программы. При этом всякие его шаги на этом поприще вызывали представления о естественном природном процессе. Но ежели только эти процессы были предметом мифа о веровании, то почему в таком случае с ним были связаны
ГРЕХ И ЧУВСТВО ВИНЫ?
Лоретта Сежурне так рассматривала эту проблему:
«Духовное содержание мифа Кецалькоатля прямо-таки утверждает: его удрученность грехом, его страстное желание очиститься, как и костер, который превращает его в свет, все это составляет суть религиозной доктрины, вполне сравнимой с теми, которые повсеместно известны человечеству под различными языковыми символами».
Стало быть, чтобы уберечь свою тезу, мне следовало связать воедино то, что обычно рассматривалось раздельно: естественные явления природы и грех. Иными словами, отыскать источник греха уже в самой природе, вне сознания человека, его души, возникновение которой в ходе эволюции природы было если не последним шагом, то неким рубежом…
Если бы после всех своих размышлений, думал я, во мне проснулись сомнения в возможности отрыва понятия греха от сферы этики, то я смог бы с чистой совестью ответить себе: да, возможно! То, что своим грешникам предписывали племена, религии, церкви, начиная со всевозможных форм табу и кончая десятью христианскими заповедями, в своем истоке не имело целью ничего иного, кроме сохранения здоровья тела за счет принудительной гигиены и правильного питания, либо избежания наследственных отклонений путем запрета супружеских связей в кругу родственников, либо же, наконец, поддержания общественного порядка и неколебимого авторитета и влияния жрецов.
Так что подавляющая часть наказов, проповедуемых во всем мире и во все эпохи, изначально напрямую касалось прежде всего тех или иных проблем тела, а отнюдь не души, из чего легко было сделать вывод, что именно тело для богов-вершителей имело существенное значение, и первейшим грехом было любое действие наперекор законам природы.
Я рассуждал так: человек зачинается в лентах ДНК. В таком состоянии он абсолютно безгрешен. Чистая информация о строении белков — сама невинность, белизна белее снега. Даже если в информации и содержатся какие-либо отклонения, а это случается, например, вследствие механических повреждений молекулы нуклеиновой кислоты, то до той поры, пока они не реализованы в теле, они остаются чем-то совершенно невинным, ибо бездействующим и неопасным.
Но все изменяется в тот момент, когда яйцеклетка начинает делиться и, реализуя информацию, почерпнутую из двойной гелисы, синтезировать белки и строить тело. Ошибки «записи», неточности копирования генов, то есть отклонения от «плана», начинают умножаться. Они нарушают основную идею, не соответствуют информативной «записи» человека. Стало быть, так называемый грех порожден уже на отрезке между лентой ДНК с генами и синтезированной на их основе белковой цепочкой. В результате человеческое тело оказывается настолько далеким от «указаний» богом-хромосомом в яйцеклетке, что человек становится прямо-таки скопищем отклонений — грехов. Деформации тела, функциональные расстройства организма, недоразвитость органов и психики…
Ну а хоть что-то в древних мезоамериканских источниках может подтвердить подобный подход к проблеме? «Пополь-Вух» приводит такие мифические слова богов-создателей человека:
«Так давайте же попытаемся создать послушных, исполненных почтительности существ, которые бы кормили и поддерживали нас… Из земли, из грязи они сделали человеческую плоть… Чтобы появились существа, которые взывали бы к нам, молились бы нам»