Круг замкнулся, мог сказать я себе. Вот она, на рисунке и в мифе, история костей, которые, вынесенные из Миктлана, превратились в тело и в нем распустились соцветием духа: мысли, науки, музыки, радующих игр Кецалькоатля.
Мысль об этом прошла в поколениях долгий путь, прежде чем ацтекский поэт мог пропеть эти слова:
…прорастает наше сердце,
несколько чашечек раскрывает
цветок нашего тела и потом засыхает!
… прорастают драгоценные камни,
раскрываются перья кецаля:
может, они — твое сердце, о ты, животворный.
…на короткое время одолжили мы твои прекрасные цветы:
в конце концов — цветы сухие!
Все эти поэтические, рисованные и мифические сообщения индейцев независимо от красочности и фантастичности их одежд неизменно имеют под собой логическую основу. Должны были пустить побеги эти драгоценные камни, раскрыться перья, задымить палочки и раскрутиться ленты, и это были не просто мистические символы, а биологические структуры, на что еще раз указывал замкнутый круг доказательств.
Значит, пришло время продолжить чтение кодекса Нутталь. Его 16-я страница, как обычно с рисованным текстом, сказала мне прямо, без обиняков, что тут речь о генах, а гены — нечто иное, как
МУДРОСТЬ БОГОВ
Начал я с пиктограммы, которая показалась мне самым подходящим ключом к пониманию всей записи.
Справа в среднем ряду уже знакомая нам княжна З-Кремень связана с пуповиной с произведенным ею на свет ребенком. Стало быть, здесь изложена история ее очередных родов. Но — довольно своеобразно. За нагой женщиной змей, говорящий своим видом миштекским грамотеям, дошлым в расшифровке такого рода письма, о каком, собственно, действии идет речь и о том, что человеческое тело вначале подобно змееобразному существу. Все это показано на фоне округлого изумрудного пятна, сделанного в кодексе, скорее всего в виде исключения. Только еще один раз на 84 страницах рукописи я обнаружил такое же пятно и в такой же сцене.
Рисунок очень натуралистичен, а это не свойственно миштекским книгам, поэтому я решил, что картинку надо понимать как примечание, пояснение, приведенное как бы в скобках и на всякий случай. Настоящие же события происходят в ином плане, на ином уровне посвящения и касаются глубочайших, истинных причин того, что человеческому глазу становится доступным только в конечной фазе их познания.
Переход к этому иному измерению создатель рукописи совершает, показывая княжну 3-кремень уже одетой, в горизонтальном положении и головою до плеч погруженной в символ горы. Как и раньше, ей сопутствует змей — двойник тела, наше состояние в мире клеток.
Тут поставлен знак равенства между двумя символами. И дано понять, что тело следует воспринимать как некую гору, И действительно, подумал я, оно ведь и есть гора клеток! Цветные, наклонно расположенные полоски на горе подтверждали сию догадку. Они говорили мне, что содержимое горы есть производное тех полосок, которые на 36-й странице покрывают тело змея-хромосомы, и там приравненного к человеческому телу. Более того, «поры» на обрамлении горы такие же, что и на змеиной коже и на коре Древа Жизни! Наконец, многозначительно полосчатый плащ на странице 10-й — как наружное покрытие, земная форма существ, обязанных своею жизнью Солнцу.
Одним словом, ничто не мешало мне полагать, что полоски выражают здесь суть генов — свойств, «записанных» на полосчатой ленте и строящих по «записи» живые горы клеток — организмы. Да, ничто не мешало, кроме замечания, о котором я не могу умолчать, а именно: большинство исследователей считает символ горы знаком, иероглифом местности, города или селения. В некоторых случаях это действительно так и доказывалось. Однако, как писала М. Э. Смит: «В исторических кодексах упомянуто по меньшей мере несколько сотен названий местностей, но идентифицировано лишь около двадцати знаков». Это тем более странно, думал я, если учесть, что и сейчас живет около двухсот тысяч миштеков, называющих на своем языке города и поселки их древними именами.
Не исключено, что просчет исследователей можно объяснить, если считать, что часть таких знаков относится к людям» возможно, к целым их родам, а то и к местностям, но понимаемым — и это в перенасыщенном символикой мышлении мексиканцев вполне нормально — как популяции, колонии, места, заселенные скоплениями многоклеточных тел.