Исправлением и шитьем одежды и белья мы должны были заняться после нашей поездки на мыс Гранта уже в «новом» доме, когда настанут темные вечера и все работы на дворе будут окончены.
В большом доме, «в мусоре», Конрад нашел обыкновенный русский ситцевый кисет с махоркой. Как он попал сюда, не могу себе представить. Впрочем, его мог обронить кто-нибудь из команды Седова. Мы с Конрадом заядлые курильщики, но табак на «Св. Анне» вышел уже год тому назад, и могу сказать по личному опыту, что это слишком большой срок для курильщика. Чем только не пробовали на «Св. Анне» заменить табак! Курили и сушеный хмель, и чай, и даже траву от матрацев, но, увы, эти суррогаты только раздражали курильщиков, но табак заменить не могли.
Можно себе представить, с каким наслаждением теперь, на мысе Флора, после обеда, мы свертывали из бумаги «козью ножку», насыпали ее просушенной махоркой и курили. После долгого перерыва мы чувствовали себя как пьяные, и у нас кружилась даже голова.
Впрочем, по окончании работ в большом доме, после ужина, мы сидели в своей «усадьбе», занимались различными мелкими работами, делились своими планами, надеждами и делали различные предположения. Должен упомянуть об одном странном обстоятельстве, рисующем наше душевное состояние по прибытии на мыс Флора.
В тот момент, когда я увидел надписи Седова и две банки с почтой[55], привешенные над домом, у меня мелькнула мысль, что в этом году должно прийти судно из Архангельска за экспедицией Седова. Эта догадка с течением времени превратилась почему-то в твердую уверенность. Ждал я это судно в августе месяце.
Конечно, могло случиться, что ожидаемому судну не удастся пробиться в этом году к мысу Флора вследствие большого скопления льда, который, безусловно, должен быть где-нибудь южнее этого мыса.
Только в таком случае приход судна мог быть отсрочен до будущего года. Это я допускал. На этот несчастный случай мы и готовились к зимовке; собирали провизию, устраивали большой дом, готовили одежду. Но мы видели свободное ото льда море от мыса Мэри Хармсворт и далее на восток от мыса Флора на протяжении около 90 миль, и я полагал, что в этом году вообще не следует ожидать большого скопления льда южнее. Вероятнее всего, что судну удастся пробиться к мысу Флора. Уверенность моя в этом была так велика, что я до прихода судна не вскрыл банки с почтой, которые были привязаны проволокой над большим домом.
Из писем, помещенных в них, я много узнал бы очень интересного для меня, и я уверен, что всякий на моем месте первым делом открыл бы эти банки. Теперь, когда я оглядываюсь назад, мне самому кажется странной моя уверенность в ожидаемом приходе судна. Мне странно и самому теперь, почему я не открыл эти банки с почтой, которые для того и повешены, чтобы их открыли и прочли письма. Но тогда я спокойно проходил мимо них десятки раз в день и даже не обращал на них внимания. И очень, может быть, хорошо сделал, что не прочел содержимого банки. Многое бы узнал я из этих писем неожиданного для меня, что дало бы совершенно другое направление нашим планам и деятельности, и, кто знает, может быть, мы сделали бы такой шаг, который мог бы быть для нас опасным.
Но так или иначе, мы спокойно ждали, а почта висела на своем месте. Работа по очистке дома приближалась к концу; оставалось только выбросить несколько десятков лопат льда и мусора, начать топить печи для просушки помещения и вымыть его.
10
Судно пришло!
20 июля (2 августа), около 6 часов вечера, я окончил работу в доме и отправился готовить ужин. Конрад еще остался на работе, желая во что бы то ни стало сегодня закончить очистку дома. Остановившись на площадке перед домом передохнуть после усиленной работы в душном, затхлом помещении и подышать свежим воздухом, я смотрел совершенно бесцельно на море. Погода была тихая и теплая. Над морем повис туман, и горизонт был небольшой.
Как всегда, мимо острова медленно двигались льды, гонимые отливным течением; как всегда, на этих льдинах дремали моржи, и вид их неподвижных туш направил мою мысль на необходимость как можно скорее исправить винтовку. Этим соображением я поделился с Конрадом через открытую дверь.
От моржей я бесцельно перевел свой взгляд левее и вдруг увидел то, что на несколько секунд лишило меня языка. Я явственно увидел две мачты: передняя высокая, со стеньгой[56] и бочкой на ней, а задняя короче и без стеньги. Между мачтами из тумана была видна только верхняя половина трубы, из которой шел легкий, чуть видный, дымок. Корпус судна очень слабо чернел сквозь туман. До судна было не более полутора или двух миль. Я, не меняя позы, остолбенев от неожиданности, смотрел на судно и не верил своим глазам.
55
В жестяной запаянной банке находилась записка заместителя начальника Седовской экспедиции П. Г. Кушакова о местонахождении и положении экспедиции. Записка была доставлена с места зимовки судна экспедиции «Св. Фоки» в бухте Тихой, на острове Гукера Н. В. Пинегиным на собаках в конце марта 1914 года —
56
Надставленная часть мачты, служащая ее продолжением. На парусных судах их может быть до четырех.