Вопреки своей воле, Лиля сама дала повод начать кампанию против себя. Редакция одного из самых уважаемых академических изданий «Литературное наследство» решила посвятить свои 65-й и 66-й тома творческому наследию и биографии Маяковского. Среди многих прочих материалов создатель и один из руководителей издания Илья Зильберштейн предполагал опубликовать в 65-м томе воспоминания Лили и Эльзы, а также переписку между Маяковским и Лилей.
Подчиняясь скорее своей интуиции, чем расчету, Лиля долго сопротивлялась. Потом все-таки уступила, передав Зильберштейну лишь часть переписки (125 писем и телеграмм из 416) и написав предисловие к публикации. От воспоминаний обеих сестер редколлегия (точнее, наиболее осторожная и ортодоксальная часть ее членов) решила все-таки воздержаться. Переписка, однако, осталась. Том вышел в декабре 1958-го — и реакция не замедлила.
Уже 7 января в откровенно догматичной, не скрывавшей своей ностальгии по «добрым сталинским временам» газете «Литература и жизнь» появилась разгромная рецензия на вышедший том за подписью мало кому известных Владимира Воронцова и Александра Колоскова. Зато узкому, но самому влиятельному кругу «товарищей» имена рецензентов как раз говорили о многом: Колосков занимал видный пост в печатном органе ЦК КПСС «Партийная жизнь», а Воронцов работал помощником главного идеолога партии, секретаря и члена президиума ЦК Михаила Суслова. К нему-то и обратилась два дня спустя с письмом Людмила Маяковская, призывая «оградить поэта Маяковского от травли и нападок». Организатор «травли и нападок» обвинял и в том, и в другом тех, кто никого не травил и ни на кого не нападал: прием хорошо известный и многократно практиковавшийся по разным поводам в советские времена.
«Особенно возмутило меня и очень многих других людей, — писала Людмила, — опубликование писем брата к Л. Брик. <…> Я получила письма, где говорится: «Невероятно, чтоб она была достойна такой небывалой любви». <…> Брат мой, человек совершенно другой среды, другого воспитания, другой жизни, попал в чужую среду, которая кроме боли и несчастья ничего не дала ни ему, ни нашей семье. Загубили хорошего, талантливого человека, а теперь продолжают чернить его честное имя борца за коммунизм».
Горько, что, фактически с тех же позиций и с той же «аргументацией», осудила эту публикацию (не публично, конечно) и Анна Ахматова. Она говорила своим знакомым, что Лиля «умудрилась опошлить поэта, который окружил ее сиянием», что публиковала эти письма, «вероятно, чтобы доказать, что она была единственной. Письма Маяковского к Брик неприличны, выясняется, что революционный поэт бегал по Парижу, чтобы купить дорогие духи и прочее». Такой же упрек, как мы помним, бросила некогда Маяковскому и Лариса Рейснер. Но для Лили как-никак он все-таки был прежде всего не «революционным поэтом», а мужчиной, который ее любил…
В поддержку Людмилы — по хорошо разработанному сценарию — была брошена тяжелая артиллерия. Федор Панферов, главный редактор реакционного журнала «Октябрь» — антипода «Нового мира», возглавляемого тогда уже Александром Твардовским, — послал вдогонку и свое письмо на то же имя. «…Перлом всего, — сообщал Панферов, — являются неизвестно зачем опубликованные письма Маяковского к Лиле Брик. Это весьма слащавые, сентиментальные, сугубо интимные штучки, под которыми Маяковский подписывался так: «Щенок». <…> Всю эту галиматью состряпали такие молодчики, как Катанян (далее следует перечисление всех членов редколлегии «Литературного наследства». — А. В.). Видимо, правильно народ утверждает, что порой и на крупное здоровое тело лепятся паразиты. В данном случае паразиты налепились на образ Владимира Маяковского…»
Когда Суслов накладывал резолюцию, адресованную подчиненным ему крупным партийным чиновникам Ильичеву и Поликарпову: «внести соответствующие предложения», он еще не знал, что накануне в Париже, в еженедельнике «Экспресс», появилась статья К. С. Кароля «Неожиданный удар для русских». В ней журналист обращал внимание на постепенное освобождение образа Маяковского от привычных партийных догм, происходящее благодаря публикации в «Литературном наследстве» скрывавшихся ранее аутентичных документов.
Для сусловской команды появление этой статьи было поистине счастливой удачей. На помощь срочно пришел корреспондент «Правды» в Париже Юрий Жуков (тот самый, который «Тов. Жуков — ангел»), впоследствии один из самых непримиримых борцов за «непорочную чистоту» партийной идеологии. 27 февраля, явно получив рекомендацию из Москвы, он обратился в ЦК КПСС с письмом, где выражал удивление фактом публикации переписки Маяковского и Лили, а также предлагал «обратить внимание редакции на более тщательный отбор документов, исключающий возможность опубликования таких материалов, которые могли бы быть использованы враждебной нам иностранной пропагандой».