«Кто мне мил, тому я не мила, и наоборот, — прямодушно признавалась она Маяковскому. — Уже отчаялась в возможности, что будет по-другому, но это совершенно не важно». И сразу же — горькое признание: «Летом я было травиться собралась: чем больше времени проходило с тех проклятых дней, тем мне становилось тяжелее, бывало невыносимо».
О каких днях шла речь, адресат знал без пояснений: о тех, что стали «радостнейшей датой» — для него, поворотным пунктом в жизни — для Лили. И проклятием — для Эльзы. «Очень хочется тебя повидать. А ты не приедешь?» Приехать он не мог, даже если бы и хотел: мешала военная служба. Впрочем, кажется, он захотел! Захотел снова увидеть ее… Под ответным письмом «милому Элику» подписался: «Любящий тебя всегда дядя Володя». И — позвал недвусмысленно: «Собирайся скорее».
Наконец-то!.. Все бы бросить, казалось, и не медля лететь в Петроград… Но ведь надо было остановиться у Лили («Жить в гостинице мама ни за что не позволит»), «быть сплошь на людях» (то есть общаться с «дядей Володей» на глазах у сестры и под ее неослабным контролем)… «Я себя чувствую очень одинокой <…>, — признавалась Эльза в ответном письме, — я тебя всегда помню и люблю. <…> От тебя, дядя Володя, я все приму, только ты не хочешь».
Отношения Маяковского с Лилей, похоже, заходили в тупик: ни туда, ни обратно. Настроение было мрачное, хотя уже началось триумфальное признание его как поэта. Брик не только издавал на свои деньги его стихи, но и платил за каждую строчку вполне приличную сумму. Вышла его богохульная поэма «Флейта-позвоночник» с посвящением Лиле: «…на цепь нацарапаю имя Лилино и цепь исцелую во мраке каторги». Образ кандальной цепи, на которой его держала любимая женщина, говорит сам за себя. «Сердце обокравшая, всего его лишив, вымучившая душу в бреду мою», — вот как отзывается он о той, кому посвятил свою поэму. Лиля не возражала, а поэму — с полным на то основанием — сразу же признала гениальной.
В журналах печатались его стихи. Сборник «Простое как мычание» выпустило горьковское издательство «Парус». Горьковский же журнал «Летопись» принял к печати поэму «Война и мир», которую не пропустила цензура, но на чтениях в том кругу, который был Маяковскому дорог, поэма имела шумный успех. Словом, в творческом отношении дела шли хорошо.
И только с Лилей все было запутано в такой узел, который он не мог развязать. Эльза казалась спасительным якорем. Он позвал ее снова.
«Миленький, — поспешно отвечала она, — <…> у меня нет денег, совсем никаких. Понимаешь, я у мамы теперь на жалованьи и у меня это плохо выходит! <…> Я тебя очень люблю».
Долго сидеть на маминой шее, проедая небольшое наследство, доставшееся им от отца, Эльза, разумеется, не могла. Учеба на строительных курсах продвигалась успешно, один ее проект попал даже на выставку и был одобрен. Настало время самой зарабатывать деньги — в конце ноября 1916 года Эльза поступила работать на завод. Это еще больше отдалило ее от Маяковского: теперь она, даже если бы захотела, не могла в любое время помчаться к нему в Петроград.
И как раз тогда он стал еще требовательней настаивать на ее приезде: «Милый хорошой Элик! Приезжай скорее! <…> Ты сейчас единственный, кажется, человек, о котором я думаю с любовью и нежностью. Целую тебя крепко-крепко. Володя». Просто Володя. Без шутливого «дядя».
Эльза понимала, что это значит! Тем более что поперек начала страницы было выведено нервно: «Ответь СЕЙЧАС ЖЕ, прошу очень». Решение созрело немедленно: «Только для тебя и еду. <…> Правда — это кажется невероятным?» Письмо ее Маяковский получил уже после того, как она примчалась.
Но примчалась она не одна: Эльзу сопровождала мать. Причин для этого вроде бы не было. Эльза давно вышла из подросткового возраста, Елена Юльевна, которой не исполнилось еще и сорока пяти, была вполне здорова, в уходе не нуждалась и вполне могла бы остаться одна в течение нескольких дней. Просто ей надоело безропотно наблюдать страдания Эльзы, которой грозила незавидная участь отвергнутой и униженной.
Надежды на то, что замужество Лилю остепенит, явно не оправдались. Борьба двух дочерей за недостойного их человека, мнение о котором у нее сложилось уже давно, приводила в ярость. Но главное — Лиля!.. Дочь благородных родителей… Хорошо воспитанное, интеллигентное существо… Мало того, что при здоровом и любящем муже она опять взялась за свое, но еще и, прихоти ради, обрекла на муки родную сестру… Зная Лилин характер и повадки того, кто кружил голову ее дочерям, Елена Каган не слишком верила в успех задуманной «операции». Но кто же другой смог бы разрубить этот узел? Внести поправку в дурной и пошлый сюжет — только таким он и мог ей казаться.