Тавифа-кум, Талифа-кум: получается впечатление, что должны были когда-то существовать две параллельных версии об одном и том же чудесном факте, о котором много говорили христиане[55]. Первоначально этот факт относится к Петру. И уж впоследствии Тавифа была искажена в Талифу.
То обстоятельство, что одни и те же факты приписаны летописцем Петру, а евангелистами Иисусу, является весьма естественным, если принять во внимание различие их точек зрения. Для летописца — агиографа чудотворцем, исцелившим расслабленного и воскресшим покойницу, является, по-видимому, Петр. Однако, Петр сказал расслабленному: Иисус Христос тебя исцелил. А для евангелиста, который видит вещи в плане сверхъестественном, который имеет своей задачей описать чудеса, совершенные мессией, сыном божьим, именно Иисус сказал: встань — расслабленному и молодой девице, именно он был в состоянии поднять их с ложа.
Для того, чтобы вставить в евангелие воспоминания Петра, Марк должен был их транспонировать, сделать перенос. Возможно, что сам Петр уже сделал эту перестановку. Должно было говорить в духе. Должно было говорить «Иисус» там, где глаза и уши говорили «Петр». Это Иисус, проявил свое действие и свои силы. Ибо Петр, вероятно, выдавал сам себя неспособным самостоятельно совершить какое-либо чудо, считая себя, как и других апостолов, лишь «олухом без благодати».
Еще задолго до Марка, в посланиях Павла, Иисус является духом, который подвигает чудотворцев и пророков, который говорит и действует в них и во всех тех, в ком он живет; Способность исцеления, совершения чудес является проявлением духов, совсем как пророчество, мудрость и знание, как распознание духов, как способность говорить на непонятных языках[56]. Различны бывают виды вдохновения, но источник вдохновения, вдохновитель — един.
Павел тщательно различает случай, когда он говорит словами господа, т. е., когда он возвещает в экстазе внушенное ему прорицание, которое является подлинным прорицанием Иисуса, и тот случай, когда говорит он, Павел, а не господь[57]. Нельзя ничего понять в первых христианских источниках, если не почувствовать, как следует, какой близкой и живой личностью во всех христианских собраниях (церквах) был Иисус — дух. Во времена Павла проявления Иисуса были многочисленными и частыми. Во времена Марка они сделались уже редкими, а проявления первых веков, о которых рассказывалось перед новыми аудиториями, претворились в легенды.
Таким образом, верно, что первая часть благой вести Марка могла иметь в качестве источника что-либо от реальных воспоминаний. Однако, нет никакой уверенности, что первоначально эти воспоминания относились к реальному человеку Иисусу, а не к Иисусу — духу.
Начало второй части носит уже характер настоящей апокалипсы.
«Иисус берет Петра, Иакова и Иоанна и возводит их на гору высокую, особо их одних. И преобразился пред ними, и одежды его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить. И явился им Илия с Моисеем; и беседовали с Иисусом. Петр сказал Иисусу: рабби, хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи, тебе одну, Моисею одну и одну Илии. Ибо не знал, что сказать, потому что они были в страхе. И явилось облако, осеняющее их, и из облака исшел глас, глаголющий: сей есть сын мой возлюбленный, его слушайте. И внезапно посмотревши вокруг, никого более с собою не видели, кроме одного Иисуса»[58].
Здесь пред нами прекрасная картина мистического видения с резкими переходами от блеска к тени, от ощущения сильнейшего восторга к безмерному ужасу. Это видение вдохновляет всю вторую главу «благой вести», наиболее христианскую, в специфическом смысле, ту именно, которую Павел назвал речью о кресте. Она относится к существу, воспринятому в экстазе.
Мессия, сын божий, не является просто с Моисеем и Илией, чтобы жить среди верующих, как этого желает неразумный Петр. Писания и глас божий провозглашают и еще что-то, что надо принять, как бы это ни было жестко. Моисей и Илия появляются лишь на мгновение и испаряются. А мессия должен умереть за наши грехи. Он сам учил, что он должен «пострадать много, быть отверженным старейшинами, первосвященниками и книжниками, быть убитым и в третий день воскреснуть»[59]. Глас небесный повелевает его слушать и напоминает еще раз, что он является таинственным возлюбленным, о котором пророчествовал Исаия.
55
Также и история с сотником у Луки (VII, 2—10) и у Матфея (VIII, 5-является, по-видимому, перенесением истории с сотником в „Деяниях” (X).
57
I. Кор., VII, 12: Lego ego oux ho Kyrion в противоположение Iegomen logo Kyrion (I Фессал., IV, 15).