Главной ошибкой этого питомца Святого-Сульпиция[98] является то, что он недостаточно принимал в расчет богословский элемент в евангелиях. Он не хочет видеть, что евангелия имеют глубоко дотринальный, учительный характер и что они тесно зависят от богословской поэмы Павла. Ему угодно рассматривать их, как простые наивные легенды вроде некоторых легенд о святых или вроде тех рассказов, которые могли бы составить трое или четверо старых солдат империи, если бы они вздумали каждый от себя написать биографию Наполеона по своим воспоминаниям.
«Один из них поставил бы, вероятно, Ваграм раньше Маренго, другой, не колеблясь, написал бы, что Наполеон прогнал из Тюильри правительство Робеспьера, третий опустил бы наиболее важные военные экспедиции Наполеона. И тем не менее, одно обстоятельство уж наверное с большой достоверностью вытекало бы из этих наивных рассказов, а именно характер героя, впечатление, которое он производил на окружающих»[99].
ИисуС, таким образом, превращается в героя совершенно нового рассказа, в героя последнего евангелия, где элементы первых евангелий переработаны и перекомпанованы по верховному произволу художника.
Жизнь Магомета подала Ренану идею о постепенном и интересном развитии в умонастроениях Иисуса[100]. И другие образцы еще, кроме Магомета, позировали Ренану, когда евангельская модель ускользала от него. Святой Франциск Ассизский ссудил большим количеством своих черт тонкого и жизнерадостного моралиста в первой части книги Ренана. Франциск Ассизский внес с собой в книгу атмосферу своей кроткой Омбри, превратившейся в туманную Галилею[101]. Ламенне[102] послужил образцом для мрачного гиганта конца книги Ренана[103].
Под своим белым бурнусом Иисус Ренана оказывается человеком удивительно полно находящимся в курсе моральных и политических проблем 19-го в. Иисус Ренана часто посещал сен-симонистов и Мишле, Кине, Пьера Леру, Жорж Занд, Альфреда де-Мюссе и т. д. Он свой человек в парижских кругах 1863 г. Именно поэтому Иисус Ренана так пришелся по вкусу, но именно поэтому он так безнадежно слаб.
Герой «Жизни Иисуса», конечно, демократ, гуманист, человек 48 года, но свободный от нездорового влияния политической злобы дня, основатель «великого учения о трансцендентном небрежении»[104]. Изящный пантеист, гегельянец, законченный идеалист. Враг священников, апостол чистого культа и религии, освобожденной от всяких внешних форм. Обаятельный, изысканный, окруженный женским обществом, полный какого-то высшего безразличия, но любитель тонких отношений. Когда после долгого ожидания автор «Жизни Иисуса» вдруг раскрыл свою картину, общее мнение было единодушным: «Да ведь это сам Ренан!»
Потерпевшая блестяще фиаско «Жизнь Иисуса» должна была навсегда обескуражить тех, которые вздумали бы возместить собственным гением недостаток сведений.
Со времени Ренана стало видно, что следует отказаться от составления жизнеописания Иисуса. Все критики согласны в том, что для такого предприятия не хватает материала[105]. Над евангельскими текстами была проделана колоссальная работа в смысле методического анализа. В общем сохранялась основная точка зрения Ренана и 19-го века, согласно которой евангелия, представляя собой подкрашенную, дополненную, приспособленную благочестивую легенду, в конечном счете все же относятся к реальной личности. Тем не менее, была выдвинута и обоснована самыми разнообразными соображениями и идея, что Иисус является насквозь сверхъестественным или мифическим существом. Главными защитниками этой идеи были Альберт Кальтгоф и Артур Древе в Германии, Джон Робертсон в Англии, Бенджамен Смит в Америке[106].
Нынешнее состояние евангельской критики отлично иллюстрируется, как мне представляется, трудами Альфреда Луази и Шарля Гиньебера во Франции, Эдуарда Мейера и Р. Бултьмана в Германии[107], Винцента Генри Стентона[108] в Англии, Бенджамена Бэкона в Америке[109]. Эти труды, выполненные одинаковым методом, приходят к сходным заключениям. Среди мастеров современной критики позволительно взять в качестве образца Альфреда Луази, который никому не уступает в авторитетности, даваемой знанием и точностью.
Обладая темпераментом апологета, уравновешенным скромной и гордой покорностью фактам, удивительно самоуверенным умом, как говорят, перпендикулярным, будучи тонким и разумным, испытанным и чутким, неизменно идущим вперед исследователем, Луази является прямо образцом интеллигентности. Вкус у него дополняет знание. Его диалектика является клинком, на который нельзя достаточно надивиться. Я обязан ему почти всем, что я знаю, и я бы выразил ему свою благодарность, если бы я не боялся, что я буду отвергнут им и отброшен в кучу «мифологов», к которым он питает ужас и которые одни выводят его из его почти всегда безоблачного благодушия.
98
Коллеж Св. Сульпиция — учебное заведение во Франции, откуда вышло несколько крупных писателей (Ренан, Франс и др.). — Ред.
102
Ламеннэ, аббат (1782–1854), один из основоположников так наз. католического модернизма, т. е. направления, стремящегося приблизить католицизм к современной обстановке, в своем журнале „Avenir” („Будущее”) Ламеннэ призывал папу стать на путь „демократии” и откликнуться на социальные вопросы современности. За свое сочинение „Слова верующего”, проникнутое умеренным „обновленчеством”, Ламеннэ был отлучен от церкви. Даже Ламеннэ, который отнюдь не потрясал основ, который хотел быть еще более католиком, чем сам папа, казался церкви чрезвычайно опасным, и его сочинение получило у церковников название „Апокалипсиса дьявола”. — Ред.
105
П. Вернле „Источники жизни Иисуса”. Галле 1904. Стр. 82. А. Луази. „Иисус и евангельское предание”. Париж. 1910. Стр. 5.
106
Сн. Ш. Гиньебер. „Проблема Инсуса”. Париж. 1911. К библиографии, данной автором следует прибавить теперь: Д. Робертсон. The historical Jesus. 1916. А. Древе. Das Markus — Evangelium 1921.
107
Э. Мейер. Ursprung und Anfange des Christentums. P. Бультман. Die Geschichte der synoptischen Tradition 1921.