Проблема существования Иисуса может быть сформулирована в виде двух, тесно связанных между собой вопросов: 1) Скрывается ли и в какой мере за каноническим, т. е. освященным, одобренным церковью, «ликом» богочеловека, спасителя и сына божьего Иисуса Христа реальная личность некоего странствующего проповедника Иисуса из Назарета, как это утверждает церковное предание, нашедшее себе выражение в евангелии? 2) В какой связи стоит гипотеза историчности Иисуса с объяснением происхождения христианства, насколько необходимо предположение о существовании Иисуса для понимания условий зарождения христианства и корней его идеологии? За те 250 лет, в течение которых в 3. Европе более или менее научно разрабатывается проблема христа, на поставленные выше вопросы исследователями давались ответы, поддающиеся очень четкой группировке.
Впервые более или менее строгий критический подход к евангелиям, до сих пор остающимся главным источником по изучению начатков христианства, обнаруживается у английских деистов в конце XVII и в начале XVIII вв. Деизм — учение, отрицавшее личного бога, представлявшее божество каким-то недоступным человеческому постижению началом, наиболее надежным и достоверным выражением которого являются законы природы, управляющие вселенной. Английские деисты и рационалисты, а также их последователи, французские вольнодумцы XVIII-ro века, пытавшиеся построить религию без откровения, так называемую «естественную» религию, согласную с разумом («рацио»), со здравым смыслом, не могли примириться с нелепостями, с чудесами, которыми начинена евангельская история. Самый образ христа в его догматическом облике казался им бессмыслицей. «Что это за бог, ядовито спрашивал великий энциклопедист Дидро, который заставил людей убить бога, чтобы они признали бога?».
Однако, лишь очень немногие из них, (как Боллингброк в Англии) Доходили до полного отрицания историчности Иисуса. Большинство же пыталось отбросить или рационалистически «объяснить» чудеса, после чего у них оставался весьма туманный образ некоего равви Иешу из Назарета, который, мол, еще на закате античного мира проповедывал «разумную религию», очень похожую на деизм XVIII-ro века. В своем стремлении примирить евангелие со здравым смыслом некоторые рационалисты доходили до курьеза. Немецкий профессор богословия Генрих Паулус (1701–1851), например, «разъяснил» все евангельские чудеса! исцеления Иисуса, мол, были основаны на магнетизме или на снадобьях, известных только Иисусу, воскресение Лазаря да и самого Иисуса было на самом деле пробуждением мнимоумерших, хождение по водам было лишь галлюцинацией учеников и т. д. и т. д. Ни у кого из рационалистов не возникало сомнения в том, что историческая подоплека в евангельских рассказах все же существует. Критика рационалистов носила наивный характер, она сбивалась на очень соблазнительный для простого здравого смысла эвгемеризм (по имени древне-греческого ученого Эвгемера, который в мифических героях и богах видел искаженные фантазией и легендой образы живших когда-то замечательных людей). Ни углубленного анализа текстов, ни сопоставления евангельского материала с мифологией современного ранним христианам культурного мира, ни исторической проверки евангельской хронологии и топографии мы у деистов и рационалистов не находим. У деистов и рационалистов было достаточно здравого смысла для того, чтобы отвергнуть непорочное зачатие, изгнание бесов и прочую мистико-магическую бутафорию, но у них не было еще тех филологических и исторических знаний, тех приемов сравнительной мифологии, той аналитической изощренности в проверке исторического материала, которые позволили бы им распознать настоящую природу евангельского Иисуса. Если употребить здесь название, данное в XX веке тем исследователям, которые за евангельским Иисусом Христом видят исторического Иешу (Иезу — по-немецки), то деистов и вольнодумце^ XVIII века можно назвать наивными иезуанистами, предшественниками либеральных богословов XIX и XX века.