Выбрать главу

В первых главах своей работы Кушу дает обзор исторических свидетельств об Иисусе. Рассмотрев все упоминания и намеки о христе и христианах у нехристианских авторов и в талмуде, Кушу, в согласии с большинством других исследователей, приходит к выводу, что ни греки, ни римляне, ни иудеи, современные ранним христианам, ничего не знают об историческом Иисусе. Иисус, осознаваемый, как историческая личность, фигурирует лишь в небольших христианских писаниях, так называемых евангелиях, из которых четыре были введены в канон, т.-е. одобрены для литургического (богослужебного) чтения. Наиболее древним из них является евангелие Марка. Внимательный разбор этого сочинения показывает, что оно не является историческим документом, что это — вольный сказочный комментарий, в повествовательной форме популяризующей основные элементы христианской веры. Оно сродни иудейскому «мидрашу», который является образной сказкой, призванной иллюстрировать какую-нибудь религиозную или моральную истину. Оно в смысле исторической достоверности не выше легенд об Ионе, Руфи, Юдифи, Эсфири. Остальные евангелия являются либо перепевом, либо богословской обработкой Маркова евангелия (евангелие от Иоанна). Апокрифические евангелия либо известны нам в небольших осколках, либо представляют бесвкусное нагромождение небылиц. В результате получается совершенно недвусмысленный вывод: положительных следов исторического Иисуса не имеется нигде. Исторический Иисус это только возможность, гипотеза, требующая тщательного обсуждения. И вот здесь-то, перед исследователем выплывает загадка: каким образом можно было из человека, самое существование которого сомнительно, сотворить великого бога Запада?

Кушу посвящает отдельную главу попыткам Ренана и Альфреда Луази, наиболее ярких французских иезуанистов, использовать евангелия в качестве исторического источника и показывает несостоятельность этих попыток. В свете беспристрастного анализа историчность Иисуса остается лишь гипотезой. Необходима ли она для объяснения христианства, помогает ли она, по крайней мере, этому объяснению?

Наиболее древними из дошедших до нас документов христианства, как это твердо установлено критикой, являются послания Павла. Они лет на двадцать древнее самого раннего евангелия. Но анализ посланий Павла показывает, что Иисус Христос для него «образ бога (Ягве) невидимого, рожденный прежде всякой твари, ибо им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое». Павел на разные лады обосновывает эту идею. Если принять гипотезу историчности Иисуса, то получается, что Павел обоготворил живого человека и поставил его на один уровень с Ягве. Это — такое невероятное и непонятное чудо, перед которым все остальные чудеса нового завета выглядят невинными пустяками. Конечно, история знает случаи обоготворения людей, но она не знает ни одного случая подобного рода у иудеев, каковыми являлись первые христиане. «Ассоциировать с Ягве человека, кто бы он ни был, было величайшем святотатством. Иудеи почитали императоров, но они готовы были скорее идти на смерть, чем заикнуться о том, что император был богом». Когда сирийский легат попытался было заставить иудеев признать богом императора Калигулу, то иудеи, по словам Филона, оказали непримиримое сопротивление: «Дело шло не о чем-то незначительном, а о чем-то самом важном: сделать из человека, из рожденного и бренного существа, образ несотверенного и вечного бога. Иудеи считали, что это было бы верхом бесчестия и профанации». Можно ли, в таком случае, допустить, чтобы Павел, первый христианин, чей голос дошел до нас из густого тумана, окутывающего истоки христианства, иудей и сын иудея, бывший ученик фарисеев, стал самым тесным образом ассоциировать с Ягве и считать богом человека? Обсуждение этого положения приводит Кушу к категорическому утверждению: если смотреть в корень, то существование христианства не только не доказывает существования Иисуса, а исключает его. Павел совершенно не знает исторического Иисуса, евангельский яге Иисус это не обожествленный человек, а очеловеченный, исторнзованный бог. «Загадка Иисуса» удовлетворительно разрешается, если в нем видеть героя историзованной религиозной мистерии. Иисус этот объект не всеобщей истории, а истории религий, психиатрии и социологии, как и всякий другой бог. Даже если бы авторы евангелий более складно проделали историзацию Иисуса, даже если бы они придали ему правдоподобие и убедительность героев Шекспира или Гете, это все же ни на волос не повысило бы исторической достоверности их сообщений.