Сталинская «революция сверху» имела и третью составляющую, известную как культурная революция. Во времена нэпа партийное советское руководство признавало, что советскому государству нужны «буржуазные специалисты», и пыталось привлечь их к работе относительно высоким жалованьем и различными льготами. Однако уже в 1928 г. были предприняты атаки на буржуазных специалистов и вообще на буржуазные культурные ценности. Кампания началась в марте 1928 г. делом, возбужденным против группы инженеров из Шахтинского района Донбасса. Их обвиняли во вредительстве в добывающей промышленности и связях с иностранными державами.
Шахтинский процесс был первым в ряду печально известных показательных процессов, кульминацией которых явились «московские процессы» 1936-1938 гг. Шахтинский процесс проходил в Москве и вызвал гигантский общественный резонанс, потому что на нем присутствовали сотни журналистов и огромное количество зрителей. Заговор был сфабрикован органами госбезопасности. Поскольку явных улик не было, обвинение полагалось на признания обвиняемых. В качестве политического спектакля суд нельзя было назвать стопроцентно успешным. Многие обвиняемые заявили о своей невиновности, а некоторые отказались от признаний, сделанных в ходе следствия. Но в качестве угрозы «буржуазным специалистам» процесс был достаточно эффективен. Он также положил начало яростным нападкам на беспартийную техническую элиту, которая теперь была вынуждена занять оборонительную позицию в дискуссиях об экономической политике. Шахтинское дело было также частью борьбы с политической оппозицией, противостоящей Сталину и представленной Бухариным и его сторонниками. Это и похожие процессы впоследствии помогли найти виновных в неудачах процесса индустриализации. Наконец, Шахтинский процесс использовался для демонстрации недостаточности революционной бдительности парторганизаций и профсоюзов[8]. За Шахтинским показательным процессом вскоре последовали другие, организованные по такому же сценарию. Наиболее известные из них дело Промпартии (1930) и дело «Метро-Виккерс» (1933).
Параллельно наступлению на «буржуазных специалистов» начала осуществляться щирокомасштабная программа по обучению молодого поколения, в первую очередь рабочей молодежи. Индустриализация, предусмотренная пятилетним планом, требовала большого количества новых инженеров и управленцев. И, следовательно, первостепенной задачей становилась смена буржуазных спецов новоиспеченными специалистами — выходцами из рабочего класса. Считалось, что несовместимость понятий «красный» и «специалист» преодолена и в советском государстве благодаря этому появилась собственная интеллигенция. Эта политика, хотя она и не была чем-то новым, принесла в то время свои плоды. По меньшей мере 1,5 млн рабочих в годы первой пятилетки были переведены на инженерно-техническую работу. Около 150 тыс. рабочих (среди них 110 тыс. партийных) были приняты в вузы; большинство получило техническое образование, но многие вскоре заняли ключевые административные и политические посты. Эти 150 тыс. рабочих должны были сформировать новую социальную элиту, появившуюся в ходе «революции сверху» в первую пятилетку[9].
На производстве эта «классовая война» с буржуазными специалистами вызвала попытку мобилизовать рабочие массы, в т. ч. путем пополнения партии рабочими кадрами. Парторганизации создавались в заводских цехах, формировались по производственному принципу, а также по всей экономической и административной вертикали.
1932 год был особенно тяжелым для государства: после коллективизации сельское хозяйство находилось в кризисе, страна испытывала острую нехватку продовольствия, люди во многих регионах умирали с голоду. Промышленное производство упало, потому что плохо питавшиеся работники были слишком слабы, чтобы нормально трудиться. В финансовой системе царил хаос, наблюдался огромный дефицит государственного бюджета. Попытки уменьшить его путем повышения цен на продовольствие привели к дальнейшему снижению уровня жизни. Население проявляло недовольство: в некоторых городах начались волнения, а голодные крестьяне покидали только что созданные колхозы. Хлеб в городах выдавался по карточкам. Когда весной 1932 г. были снижены нормы карточного снабжения хлебом, в городах начались антиправительственные выступления[10]. К осени голод — самый масштабный в стране в новое время — еще больше усилился. В 1932—1933 гг. от голода умерло не менее 7 млн чел. Власти отдавали приоритет снабжению городов, что порождало крайне жестокое отношение к крестьянам. Из колхозов вывозился практически весь хлеб; часто того, что оставалось, не хватало на удовлетворение жизненно важных нужд крестьян. Протестовавших арестовывали и либо казнили, либо отправляли в исправительно-трудовые лагеря.