— Мы не причиним ей вреда, сэр. И, кроме всего прочего, вы ведь врач, а не адвокат. Верно? Пожалуйста, кратко опишите мне, чем вы занимались сегодня вечером…
Впервые на лице Арнольда заиграла искренняя улыбка.
— Бог с вами, инспектор, — сказал он. — Я не убивал беднягу. И Джудит тоже не убивала. Я стараюсь совершать как можно меньше глупостей, и, поверьте, я не такой дурак, чтобы рисковать собственной шеей. — Казалось, он был немного удивлен. Он не ожидал, что Мастерс, поначалу державшийся в стороне, будет так вежлив.
Речь Арнольда была такой гладкой, будто он все заранее записал на бумагу. Случайно взглянув на себя в зеркало, он, не задумываясь и не прерываясь, поправил галстук, одернул пиджак, смахнул с его белой поверхности невидимые пылинки. После ужина он, вместе с Джудит Бриксгем присоединился к компании, направляющейся в театр «Хеймаркет». Пьеса? «Десятиминутное алиби». Около одиннадцати они вышли из театра, вместе с еще тремя членами их компании решили поехать в клуб на Регент-стрит. Там они немного выпили, потанцевали. В двадцать минут двенадцатого они вышли из клуба, взяли такси. Из-за тумана такси ехало медленно, и домой они смогли попасть только около полуночи. После того как Арнольд, которого Мастерс почти не перебивал, закончил, инспектор вежливо выпроводил его из комнаты. Как понял Терлейн, его желание остаться и поддержать Изабеллу было во многом напускным. Арнольд с видом победителя удалился, и Мастерс взялся за мисс Бриксгем.
— Мадам, — задушевно сказал он, — прошу вас, не расстраивайтесь из-за того, что нам пришлось остаться в этой комнате. Здесь нет ничего, что могло бы вам повредить.
— Я знаю, что веду себя глупо. Не понимаю, что со мной такое. Кажется, будто все вокруг изменилось. — Она разжала кулаки, снова сжала их. На запястьях образовались острые впадинки. — Вчера, два часа назад, я бы не поверила, что могла бы чувствовать себя так, как сейчас. Я в первый раз в жизни нахожусь в этой комнате. Мне было три года, когда умер мой отец. В 1876 году. Если я и была здесь, то все равно не помню. — Ее тусклые глаза, бегавшие по комнате, вдруг остановились на Мастерсе и вспыхнули. — О чем вы хотите меня спросить?
— Мадам, после того как Бендер удалился в эту комнату, вы решили уйти из столовой?
— Да. Я не могла там находиться. Гай тоже ушел. Сказал, что ему скучно. Скучно! Только подумайте!
— Куда вы пошли после того, как вышли из столовой?
— Наверх, в свою гостиную на втором этаже. А что?
— Это для протокола, мадам, — сказал Мастерс и широко улыбнулся. Терлейн заметил, что Г. М. пытается привлечь внимание Мастерса, изображая — «интересно, почему я так решил?» — страшного серого волка в засаде. — Нам приходится задавать такие вопросы. Как долго вы там оставались?
— До тех пор, пока не услышала крик Джудит. Когда… — Она указала на кровать. — Господи, ведь я сама привела его сюда…
— Да, мадам, соболезную. С вами, случайно, не находился кто-нибудь еще? Например, служанка?
— Вообще-то… со мной был Гай.
Карандаш Мастерса, которым он приготовился сделать запись, скользнул по бумаге и почти выпал у него из руки.
— Черт! — сказал он, спохватился и прокашлялся. — Э… понятно. Но не все же время, мадам? Я имею в виду, может быть, он бродил по дому…
Изабелла смерила его суровым взглядом:
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, инспектор, когда говорите «бродил по дому». Он… да, он был очень обеспокоен, когда пришел в мою гостиную.
— Когда?
— Примерно через полчаса после начала отсчета времени. Где-то в половине одиннадцатого. Я знаю точно потому, что не отрывала глаз от часов. Понимаете, у меня такие часы, — ее палец дернулся в воздухе, — в которых минутная стрелка не двигается до тех пор, пока минута не истечет. Затем она прыгает к следующему делению. Смотреть на это невыносимо. Думаешь, что она никогда не шевельнется, и тут она двигается. Потом пришел Гай. Мы попытались поиграть в шахматы… Мы часто играем в шахматы по вечерам… затем в карты, затем я попробовала читать. Ничего не вышло, и мы стати просто беседовать о происходящем.
— И мистер Гай Бриксгем находился с вами все время, с половины одиннадцатого до полуночи?
— Да.
Терлейн посмотрел на сэра Джорджа, который все еще изучал кусок пергамента. Маленький баронет нацепил на нос пенсне. Его пухлые плечи были подняты к ушам, он шевелил губами, но в целом вид у него был довольный. Отлично! Теперь алиби есть у всех. Мастерс, напротив, не был доволен. Его брови сдвинулись еще больше, когда он услышал исходящее от Г. М. мурлыканье, постепенно формировавшееся в слова «мм-мм, я страшный серый волк. Я в поросятах знаю толк». Мастерс огляделся по сторонам.
— Да. Сэр Генри, может быть, у вас есть вопросы к леди?
Мурлыканье прекратилось. Г. М. потер подбородок.
— Да, есть. Мадам, вы сказали, что вы с вашим племянником беседовали об этой комнате. Что он говорил?
— Он успокаивал меня. Уверял, что здесь абсолютно безопасно, и высмеивал Алана.
— Вы имеете в виду, он высмеивал идею Алана о том, что в комнате находится смертельная ловушка?
— Да. Он сразу сказал: «Ты думаешь, что, даже если бы изначально там было что-то подобное, яд сохранил бы свои смертельные свойства по прошествии стольких лет?»
Г. М. нахмурился:
— Лично я думаю, что это не доказательство. Яд нашел свою первую жертву в 1803 году, последнюю — в 1876-м. Значит, яд сохранял смертоносные свойства довольно долго. Кроме того… Вспомните, о чем я говорил за ужином. Я рассказывал о деле со шкатулкой Калиостро, для расследования которого я пару месяцев назад ездил в Рим. Один коллекционер — его звали Бриоцци — был найден мертвым в своем частном музее. Его отравили, но на теле не обнаружили следов введения яда. Мастерс, напомните мне, чтобы я вернулся к этому вопросу. Вся соль в том, что шкатулка, которая его убила, была сделана в 1791 или 1792 году. Яд сохранил свои свойства до сегодняшнего дня благодаря защитной оболочке, предохранившей его от разложения… Мисс Бриксгем, продолжайте, пожалуйста.
Изабелла глядела на него во все глаза.
— Значит… А, ладно. — Она беспокойно оглянулась кругом. — Я ни о чем таком не думала. Я сказала Гаю: «Возможно, ты прав; но кто-то, — она воровато оглянулась на Г. М., — кто-то побывал в той комнате, навел там порядок. Может быть, он как раз для такого случая зарядил ловушку ядом для стрел».
Мастерс снова стал самим собой.
— Яд для стрел, мадам, — сказал он, — по-видимому, как раз и использовали. Редкое вещество. Очень редкое. Где можно взять что-либо подобное?
— Ах, я пыталась вас предупредить! — Изабелла сцепила ладони. — Где взять, вы говорите? В кабинете моего племянника. Им отравлено первобытное оружие. Не то, которое висит на стене, а два-три дротика, которые он держит в ящике стола.
Мастерс непроизвольно присвистнул. Он уже выпустил когти и собирался схватить жертву, когда вмешался Г. М.:
— Да, да. Полегче, сынок. Мы к этому вернемся. Меня же интересует ваша беседа, — он повернулся к мисс Бриксгем, — с племянником. Что он ответил, когда вы предположили, что ловушку могли снова зарядить?
— Его слова убедили меня. Я… я почти поверила ему. — Она передернула плечами. — Он сказал: «Ты думаешь, что тот, кто решил расправиться с жертвой, окажется таким дураком, что уберется в комнате, ввинтит в дверь фальшивые шурупы и подметет коридор? Убийца бы постарался сделать так, чтобы все подумали, будто в комнате никого не было много лет. Иначе возникли бы подозрения — а они, как видим, возникли». Логично, не правда ли?
Она с надеждой смотрела на Г. М., и ему ничего не оставалось, кроме как одобрительно проворчать:
— А он не глуп. Такие мысли и мне приходили в голову. К несчастью, меня они тоже успокоили. Он что-нибудь еще говорил?
— Д-да… — Изабелла замялась, как будто мучительно подбирая слова. — Он сказал нечто странное. После того как он уверял, что комната абсолютно безопасна, он добавил: «В ней к тому же нет ничего интересного, если только они не догадаются о замазке».
— Замазке? — удивился Мастерс. — Замазке? То есть о веществе, которым заделывают оконные рамы на зиму? — Терлейн заметил, как Изабелла вздрогнула. Она давно была на грани истерики. Может быть, инспектор взял не тот тон. — Ясно. Что он имел в виду?