— Я чертовски проголодался, — добавил он, тщательно и точно выстраивая фразу. — Ха-ха-ха.
— Вы знаете, кто такой Фитц, — сказал Гай. Темные очки были направлены на Г. М. — Собачка Джудит. Маленькая такая. Вы его видели, когда только приехали; теперь вспоминаете?
— Ах да. Да, — не сразу отозвался Равель и небрежно добавил: — Очень, очень маленькая собачка. А что с ним случилось?
— Кто-то его зарезал, — ответил Гай и снова постучал сигаретой по портсигару. Затем кивнул Г. М.: — Вы, должно быть, сэр Генри Мерривейл. Очень рад с вами познакомиться, сэр. — Было не похоже, что он очень рад; улыбка, прорезавшая его морщинистое лицо, была не совсем естественной. Однако он дружелюбно протянул руку для пожатия.
— Хватит, черт побери! Здесь не официальный прием! — воскликнул Мантлинг. — Г. М., это мой брат. А кто другой, вы и сами поняли. Он пытался острить, что, принимая во внимание тяжеловесность его юмора, было опасно. — Я хотел сказать, Г. М., вы Гая спросите про собаку. Он увлекается то ли магией, то ли демонологией, то ли вуду — в общем, чем-то таким. Сам я этим никогда не интересовался и не могу отличить одно от другого. Судя по рассказам, при таких занятиях больше всего достается самим практикующим. Может, пса использовали для какого-нибудь обряда? Ну, ты понимаешь, Гай. Как это? «Убейте черного петуха, затем сожгите его перья, и…»
Возникла неловкая пауза, ощутимая, как ток горячего воздуха. Выражение лица Гая не изменилось. Но пальцы тиснули портсигар, и сигарета упала на пол.
— В наше время, — сказал он, и его голос был неприятно вкрадчив, — людям приходится скрывать даже искреннюю веру в Бога. Если вы не против, я оставлю свои убеждения при себе. И безропотно приму все несправедливые обвинения… Сэр Генри, сказать вам, о чем вы сейчас думаете? — спросил он, резко сменив тему. Он дотронулся до своих очков. — Вы спрашиваете себя — как и все, впрочем, — почему я хожу в темных очках, когда на улице пасмурно? Я отвечу: потому что даже самый тусклый дневной свет причиняет моим глазам невыносимую боль.
Мантлингу явно стало неловко.
— Слушай, Гай, ты что, совсем шуток не понимаешь? — Он повернулся к Г. М.: — Бедняга, похоже, обвиняет во всем меня, но откуда, черт побери, мне было знать? У него случилась эта штука с глазами после того, как я затащил его в мое последнее путешествие. Подумал, что перемена мест пойдет ему на пользу…
Гай поднял сигарету. Когда он прикуривал от карманной зажигалки, у него дрожали руки. Терлейн вдруг обратил внимание на то, какой высокий и выпуклый у него лоб — создавалась неприятная иллюзия, будто темные очки делят его лицо пополам. Его тон по-прежнему был дружелюбным, с небольшой примесью хорошо контролируемого сарказма.
— Да, и кое-кто высмеял меня, когда я предложил надеть солнцезащитные очки… Та экспедиция была чудо какой успешной, сэр Генри. Разумеется, меня не интересовали ни бредовые идеи о дворцах в джунглях, ни прогулки по Амазонке. Я поехал с Аланом и Карстерсом только потому, что думал, что смогу высадиться на Гаити для изучения… местных обычаев. Но Алан решил, что для этого у нас нет времени. Я остался в Макапе. Три месяца я жарился в адском пекле, пока они с триумфом не вернулись. Они приволокли трофеи — пару фаршированных змей и пригоршню стрел, которые они считали отравленными. Но я знал, что вы думали про темные очки.
— По правде говоря, — пропыхтел Г. М., — я думал о том, почему всех в этом доме тянет поговорить об отравленном оружии. Впрочем, не обращайте внимания. Я вот что хотел спросить: вы специалист по семейной истории, верно? Хранитель бумаг, скелетов и проклятий?
— Если вам угодно так выражаться, то да.
— Я полагаю, семейные документы также хранятся у вас?
— Да.
— На них можно взглянуть?
— Нет. — Лицо Гая окаменело. — Извините, сэр! — не сразу продолжил он. — Я не хотел показаться… э… резким. Буду рад предоставить вам аннотацию или рассказать то, что вас интересует.
— Понятно. — Не сводя взгляда с Гая, Г. М. кивнул. — А как эти документы передаются? От отца к старшему сыну или еще как?
Гай едва не рассмеялся.
— Вы бы не заставили Алана ими заниматься, — объяснил он. — Они передаются тому, кто выказывает к ним наибольший интерес.
— Хорошо. Возможно, позднее я захочу познакомиться с семейной легендой о «вдовьей комнате» и о тамошнем привидении, А пока я хотел бы побольше узнать о Чарльзе Бриксгеме, который, как считают, умер в ней первым в… — отдуваясь, он залез во внутренний карман пиджака и достал листок с записями. Узел его черного галстука съехал почти под самое левое ухо и сильно ему мешал, когда он стал заглядывать в этот листок, — 1803 году. Хм. У него было двое детей. Сын и дочь. Известно вам что-нибудь о сыне?
Гай пожал плечами:
— Кажется, он был немного не в себе. Нет, сумасшедшим он не был, не поймите неправильно, но… За ним ухаживала его сестра.
— Понятно. И она умерла во «вдовьей комнате» накануне свадьбы. Точная дата?
— Четырнадцатое декабря 1825 года.
Г. М. рассеянно уставился в потолок и принялся возить дужкой очков по носу — от кончика до переносицы.
— Значит, 1825 год. Давайте посмотрим. Что произошло в 1825-м? Заключено большое количество международных договоров. Признана независимость Бразилии. В России на трон взошел Николай I. Друммонд изобрел друммондов свет для освещения сцены. Первое морское путешествие из Англии в Индию, осуществленное с помощью пара. Впервые расшифрован «Дневник Пепи»…
— Вы поразительно информированы, — отрывисто заметил Гай, морща лоб.
— Что? А… У меня энциклопедические знания, сынок. Это необходимо для работы. — Г. М. бросил очки и потер лоб. — Идем дальше. Сильные волнения среди коммерсантов и финансистов… Ага! Как тогда обстояли дела с семейным состоянием?
— Слава богу, отлично. Я могу предоставить доказательства.
— Так. Значит, вам приходится скрывать что-то еще, верно? Дальше. Дочь Чарльза Бриксгема, Мэри, умерла во «вдовьей комнате» накануне собственной свадьбы. Вот что не дает мне покоя. Неожиданно ей пришла в голову блажь провести ночь в той комнате. Почему? Что заставило ее лечь спать в нежилой комнате, тем более в той, тем более в такой день?
Гай снова пожал плечами:
— Не знаю. Сентиментальный каприз.
— Хорошенький каприз, — проворчал Г. М., — провести ночь накануне свадьбы в комнате, где умер ее сумасшедший отец. Ничего себе каприз. За кого она должна была выйти замуж?
— За человека по имени Гордон Беттисон. О нем мне ничего не известно.
На широком лице Г. М. промелькнуло мимолетное выражение «ох, не верю я тебе, сынок». Он не спеша записал что-то в свой блокнот, мигнул, затем сказал:
— Ясно… дальше. Перейдем к следующей жертве, французу, умершему в… хм… 1870-м. Кем он был?
Из-за плеча Гая послышался смешок.
— Он был моим двоюродным дедом, сэр Генри, — с неожиданным дружелюбием сказал Равель и вскинул брови. — Так, по-моему, вы, англичане, называете дядю отца? Да? Спасибо. Значит, двоюродный дед. В этом есть что-то зловещее, вы не находите?
Позвякивая монетами в карманах и покачиваясь на каблуках, Равель одним глазом разглядывал всю компанию. Другой глаз он прикрыл, сообщив своему лицу выражение отстраненного благодушия. В сочетании с краснотой кожи и выступающими на висках венами это придавало ему несколько нетрезвый вид.
— Вот как. Он был совладельцем вашей мебельной фирмы?
— Что? А, нет. Не совсем. Он возглавлял филиал в Туре. Старый Мартин Лонгваль — меня назвали в его честь. Я видел его портрет — бакенбарды и прочее. Вот почему, сэр Генри, мне так интересно поучаствовать в разрешении этой загадки. Понимаете?
— Никакой другой причины нет? Коммерческая выгода, например?
— Ну… Отец как-то проверял здесь мебель по просьбе отца моего друга Алана; он сказал мне однажды, что, если мне когда-нибудь представится такая возможность, нелишне было бы купить что-нибудь — там есть стоящие вещи. А в основном я просто друг семьи. А что?