Но за обедом в этот день леди Лаудуотер не обращала на пищу того обычного внимания, которого та заслуживала. Ее мысли постоянно обращались к полковнику Грею. Она размышляла, что он расскажет ей о ней самой после обеда. Он всегда открывал в ней возможности, которых она сама никогда в себе не замечала. Она осознавала их наличие только после того, как он обращал на них внимание; тогда они становились очевидными. Он также всегда находил в ней что-то новое и привлекательное: что-то в ее глазах, губах, волосах, фигуре… О каждом таком открытии он незамедлительно сообщал ей с истинным энтузиазмом первооткрывателя. Конечно, ему не стоило бы этого делать; это действительно было неправильно. Но он заверял ее, что ничего не может с собой поделать — ведь он не может удержаться от того, чтобы сказать правду. Поскольку это была давняя, теперь уже глубоко укоренившаяся привычка, было бесполезно сурово упрекать его за откровенность. И она не упрекала.
Лорд Лаудуотер, со своей стороны, тоже мало что мог сказать жене. Ей ведь нравился кот Мелхиседек, и она была равнодушна к лошадям. Большую часть обеда лорд едва осознавал, что она сидит по другую сторону стола. Впрочем, занятый поглощением пищи, он вообще терял связь с окружающим миром. Лишь один раз, когда Холлоуэй забирал у него пустую тарелку, лорд сказал жене, что видел лиса на Уинди-Ридж. Следующая его фраза была произнесена, когда Холлоуэй подал ему сырные палочки: лорд рассказал ей о том, что черный жеребенок Веселой Бэлл простудился. К брошенным в ответ репликам жены «О, правда?» и «Неужели?» лорд остался глух и не продолжил разговора.
Однако затем лорд Лаудуотер разразился красноречивым монологом. Уилкинс подал им обоим по бокалу портвейна к сырным палочкам. Покончив с палочками, лорд Лаудуотер сделал большой глоток из бокала и, смакуя, покатал портвейн во рту, после чего проглотил его с ужасной гримасой. Тут лорд ударил по столу кулаком и страшно, отчаянно заревел:
— Отдает пробкой! Он отдает пробкой! Это все мерзавец Хатчингс! Это его проделки из-за того, что я уволил его! И вот он нарочно пакостит, негодяй! Теперь я засажу его в тюрьму! Провалиться мне на месте, если не засажу!
— Я принесу другую бутылку, милорд, — сказал Уилкинс, схватив графин и поспешив к выходу.
— Принеси! Да побыстрее! И скажи этому негодяю, что я засажу его в тюрьму! — кричал лорд.
Уилкинс вылетел из комнаты с графином злосчастного портвейна в руках; Холлоуэй также поспешил ему на помощь.
Леди Лаудуотер отпила немного портвейна из своего бокала. Она была не склонна верить кому-либо на слово в чем бы то ни было, если могла убедиться в этом сама. Затем она сделала еще глоток и, наконец, спросила:
— Ты уверен, что вино отдает пробкой?
Отдающее пробкой вино в конце прекрасного обеда станет тяжелым ударом для любого человека, а в особенности для столь чувствительного к таким вещам человека, как лорд Лаудуотер.
— Уверен ли я? Что? Уверен ли я? Да! Я уверен, глупая женщина! — взревел лорд в ответ. — Что ты знаешь о вине? Говори о том, в чем разбираешься!
Лицо леди Лаудуотер слегка исказила ненависть, которая заставила ее покраснеть. Она никогда не привыкнет к тому, что на нее так кричат и обвиняют в глупости. В очередной раз ей показался чудовищным отказ ее мужа позволить ей принимать пищу отдельно от него. Вряд ли она хоть раз сможет встать из-за стола, не будучи униженной и оскорбленной. Она поняла, что и в самом деле поступила глупо, задав этот вопрос. Но почему она должна бессловесно сидеть перед этим животным?
Она сделала еще глоток и тихо сказала:
— Вино не отдает пробкой.
Тут она похолодела от страха.
Лорд Лаудуотер не мог поверить своим ушам. Такого просто не могло быть — чтобы его жена противоречила ему. Такого. Просто. Не. Могло. Быть.
Он все еще тяжело дышал, не веря своим ушам, когда отворилась дверь и на пороге появился Джеймс Хатчингс. В правой руке он держал графин со злополучным портвейном, а в левой — неповрежденную пробку. Он твердо заявил:
— Это вино не отдает пробкой, милорд. У него прекрасный вкус. Кроме того, пробка вроде этой не могла испортить его вкус.
Человек менее чувствительный, чем лорд Лаудуотер, смог бы справиться с этими двумя непредвиденными ситуациями. Но лорд Лаудуотер не смог этого сделать. Он сидел совершенно неподвижно, но его глаза так бешено завращались, что леди Лаудуотер, вскочив со стула, слабо вскрикнула и просто выбежала в сад через высокое окно.