На следующее утро Элизабет заметила, что ее хозяйка стала другой, действительно почти прежней. Напряженное и угнетенное выражение, во всяком случае, на время, исчезло с ее лица; к ней вернулась ее прежняя живость. Оливия даже улыбнулась, когда Элизабет резко осудила злокозненного Уильяма Ропера.
После завтрака она велела Элизабет упаковать для нее чемодан, так как после обеда собиралась поехать в Лондон, переночевать там и, возможно, остаться на два-три дня. Кроме того, с мрачной задумчивостью и не раз передумав, Оливия выбрала платья, которые брала с собой, а также детально обсудила с Элизабет изменения, необходимые для того, чтобы придать им соответствующий траурный вид.
Элизабет была действительно рада переменам, произошедшим в ее хозяйке. Она объясняла это влиянием полковника Грея.
После обеда Оливия поехала в Лондон и из Паддингтона отправилась к квартире Грея. Тот ждал ее с крайним нетерпением. Он купил специальную лицензию; священник его полка и раненый друг должны были прийти в семь часов. После того как они поженятся, все четверо собирались вместе пообедать, а затем Грей и Оливия вернутся в квартиру полковника.
Они пили чай, и Грей показал Оливии некоторые занятные вещицы, в большинстве своем из слоновой кости и нефрита, которые были его главным достоянием. Она откровенно призналась, что ей нужно научиться ценить их и восхищаться ими так, как они того заслуживают. Впрочем, она была уверена, что научится этому.
Квартира Грея показалась Оливии обставленной почти со спартанской простотой в сравнении с замком Лаудуотер, Куинтон Холлом и теми домами, которые были для нее привычны. Но она также обнаружила, что квартира была обставлена с особым вниманием к комфорту. В частности, Оливия отметила, что кресла, которые были главным предметом мебели в гостиной, были самыми удобными из всех, в которых ей доводилось отдыхать.
В семь часов прибыли священник и сэр Чарльз Росс, раненый друг Грея. Несколько минут они поговорили, чтобы познакомиться с Оливией, а затем священник обвенчал их. Хендерсон, слуга Грея, высокий, худощавый шотландец с грубыми чертами лица, который за семь лет службы усвоил манеры поведения и речи, поразительно похожие на манеры его хозяина, был вторым свидетелем.
Что было совершенно свойственно Оливии — она не чувствовала ни малейшей потребности в присутствии и поддержке женщины. Тем не менее, при всей необычной простоте действа, церемония не была лишена ни торжественности, ни внушительности. По ее завершении Оливия гораздо больше ощутила себя женой Энтони Грея, чем она когда-либо ощущала себя женой лорда Лаудуотера.
Они пообедали в отдельном кабинете в «Ритце», и Оливия нашла ужин восхитительным. Сначала трое мужчин некоторое время бесцельно разговаривали об общих друзьях и повседневных лондонских делах, а затем разговор зашел об их работе и об их сражениях во Франции. Оливия была очень довольна тем очевидным уважением и восхищением, с которым эти двое мужчин относились к ее мужу. Для нее было новым опытом быть замужем за человеком, к которому кто-то выказывал уважение.
В начале одиннадцатого Оливия и Грей отправились домой, в его квартиру. Они предпочли пойти пешком.
Оливия вернулась в Лаудуотер спустя три дня; Грей вернулся днем позже. После этого они снова проводили большую часть времени в павильоне в Восточном лесу, и, так как Оливия позаботилась о том, чтобы не замещать кем-то Уильяма Ропера, никто не знал об их встречах. Каждую неделю они на два дня отправлялись в Лондон. Они жили, поглощенные друг другом, что оставляло им мало времени на то, чтобы терзаться из-за той опасности, которая нависла над ними. Связанные с ними сплетни ходили недолго. Вскоре, поскольку дело Лаудуотера не получило дальнейшего развития, которое позволило бы проводить активное расследование, они вовсе угасли.
Примерно через две недели после свадьбы Грея и Оливии мистер Мэнли уволился с поста секретаря и отправился в Лондон. Спустя несколько дней он женился на Хелене Траслоу в регистрационной конторе, и они временно устроились в меблированной квартире на Кларенс-Гейт, пока обставляли свою собственную квартиру. Под влиянием семейной жизни, вдохновения от жизни в Лондоне и интеллектуального общества мистер Мэнли писал свою новую пьесу со всеми теми легкостью и живостью, которые он ожидал почувствовать.