Роджер Шерингэм был немного ниже среднего роста и коренаст; с лицом скорее круглым, чем удлиненным, и серыми проницательными глазами, в которых вспыхивал насмешливый огонек. Бесформенные брюки и сомнительного вида норфолкская куртка[2] свидетельствовали об эксцентричности и пренебрежении к принятым условностям, которые казались несколько преднамеренными, чтобы выглядеть естественными, не впадая в позу. Большая с коротким мундштуком трубка казалась его неотъемлемой частью. Добавьте к этому, что лет ему было более тридцати и менее сорока; что в школе он учился в Винчестере, а в университете — в Оксфорде и что он испытывал (во всяком случае, по его собственным словам) глубочайшее презрение к своей читающей публике, которая, по мнению его издателей, была на удивление многочисленной, — и вот Роджер Шерингэм, эсквайр, к вашим услугам!
Звук шагов, приближавшихся по широкой, вымощенной гравием дорожке, которая отделяла розарий от зеленого обширного газона, находившегося за домом, заставил его очнуться от раздумья, вызванного феноменом раннего утра. В следующую минуту из-за небольшого поворота показался высокий, широкоплечий молодой человек с приятным, веселым лицом.
— Святой Боже! — воскликнул Роджер тоном живейшего удивления. — Алек! И на полтора часа раньше обычного! Что с тобой случилось?
— То же самое я мог бы спросить у тебя, — широко улыбнулся молодой человек. — С тех пор как мы сюда приехали, я впервые вижу тебя раньше десяти часов.
— Мы вообще здесь всего три дня. Между прочим, где наш достопочтенный хозяин? Я считал очень утомительной привычкой то, что он каждое утро до завтрака проводил в саду. Во всяком случае вчера он очень пространно говорил мне об этом.
— Не знаю, — безразлично ответил Алек. — Но что тебя привело сюда в такую рань?
— Меня? О, я работал. Изучал местную флору и фауну. Последняя искусно представлена в образе Уильяма. Знаешь, тебе следует заняться Уильямом. Я уверен, Алек, у тебя с ним есть много общего.
Они стали прогуливаться среди куртин, засаженных розами.
— Ты работаешь в этот час? — удивился Алек. — Я считал, что ты пишешь свою халтуру между полуночью и рассветом.
— Вы, молодой человек, обладаете удивительной проницательностью, — вздохнул Роджер. — Вряд ли кто осмелится назвать мою работу халтурой. Однако, что греха таить, мы с тобой, Алек, конечно знаем, что так оно и есть, не правда ли? Только ради всего святого никому не сообщай своего мнения! Мои доходы, как ты сам прекрасно понимаешь, зависят от того, как расходятся мои книги, и если Александр Грирсон свое отнюдь не лестное мнение сделает достоянием широкой публики…
Алек шутливо ткнул кулаком в «литературную» грудь своего друга.
— О, ради всего святого заткнись! — пробормотал он. — Ты что, никогда не перестаешь болтать?
— Перестаю, — с сожалением признал Роджер. — Когда сплю. И это для меня служит величайшим испытанием. Поэтому я так ненавижу ложиться спать. Однако ты мне еще не сказал, почему в такую рань уже на ногах.
— Не мог уснуть, — несколько смущенно ответил Алек.
— О-о! — Роджер остановился и принялся критически разглядывать своего собеседника. — Пожалуй, Алек, я должен за тобой понаблюдать. Прошу простить, если это причинит тебе неудобство или беспокойство, однако это мой долг перед великой британской читающей публикой. И это совершенно очевидно, мой занятный молодой влюбленный. Может, теперь ты сообщишь, по какому случаю отравляешь этот чудесный сад своим присутствием в такое неподходящее время.
— Да заткнись же ты! Черт бы тебя побрал! — сильно покраснев, огрызнулся «занятный молодой влюбленный».
Роджер, разглядывал его с пристальным вниманием.
— Наблюдение за поведением только что обручившегося индивидуума мужского пола свидетельствует: во-первых, он резко меняет свои привычки — подхватываясь рано утром, спешит на свежий воздух, когда должен был пребывать в духоте, бездельничая в постели; во-вторых, нападает на своих самых близких друзей без малейшего повода; в-третьих, становится ярко-кирпичного цвета, если ему задают самый простой вопрос; в-четвертых…
2
Однобортная мужская куртка с двумя нагрудными карманами. Некогда такие куртки носили охотники в графстве Норфолк.