Стол с открытой крышкой показывал: если у мистера Шарвана и были личные письма или бумаги, то хранил он их в каком-то другом месте. Помимо предоставленной миссис Бейли канцелярии, здесь был список из прачечной, местные счета,[35] связка аннулированных чеков из Сэтори-банка, несколько рекламных проспектов и больше ничего, кроме обычных письменных принадлежностей. Содержимое ящика стола было разложено на стуле и состояло из каталогов музыкальных магазинов, нескольких журналов о кинематографе, пачки телеграфных бланков, нераспечатанной колоды карт, маленького словарика, упаковочной бумаги и маленького клубка шпагата.
Теоретически, если проанализировать все эти предметы, можно было бы получить какие-то сведения о характере их владельца и его прошлом; но поскольку сыщики были правы, решив, что ни одна из этих вещей не поможет разгадать загадку, то, может, лучше не тратить на них время, а перейти в комнату Сары Парнхэм – девичью, строгую, благодаря игре прямых линий не лишенную художественности, но совершенно скучную. Она не была совершенно лишена индивидуальности, ведь, войдя в нее, все мы невольно стали передвигаться на цыпочках и, тем самым, стали вести себя, словно шпионы.
В комнате Эвадны Парнхэм мы вновь смогли нормально ходить. Как я заметил, она не была святилищем, где нужно быть ниже травы. Сломанная пилочка, ножницы с обломанными кончиками и помятый нож для бумаг лежали на шелковом шарфе, куда их бросила Дот Бейли после того, как показала нам. Их осмотрели, как осмотрели и сломанные молоточки,[36] и несмотря на единодушное мнение, что хотя кто-то и «поработал» над ксилофоном, к убийству это, похоже, не имеет никакого отношения, мистер Голдбергер упаковал предметы в конверты и спрятал их в карман. Голубоглазая кукла не удостоилась такой же чести, хотя сержант Кэмпбелл и прощупал как следует ее юбку перед тем, как мы вышли в холл и направились в комнату Дот Бейли.
Это была молодежная и явно жилая комната, так что, несмотря на наличие современной мишуры, она была свежа и привлекательна. Там был большой стол, заваленный набросками; а на мольберте у окна была установлена чертежная доска. У Дот были стремления к творчеству, которые пока еще не переросли в амбиции. Недавно она заняла третье место на конкурсе любительских плакатов – изображение огромного шпиля на фоне луны было прикреплено к двери маленькими круглыми кнопками. Справа от двери вместо письменного был карточный столик, а на нем стояла готовая к использованию портативная пишущая машинка.
Должен упомянуть: мистер Голдбергер не стал заходить в комнату Дот вместе с нами. Дойдя до дверей, он, ничего не объясняя, покинул нас – словно вспомнил о какой-то невыполненной задаче, например, о том, что с носа куклы так и не были взяты отпечатки пальцев. Я так и не узнал, в чем была его цель, так что я не смогу поведать об этом.
Он вернулся к нам, когда мистер Шоттс вставил лист бумаги в пишущую машинку и напечатал двумя пальцами: «Простите. Другого выхода не было...». Он триумфально продемонстрировал нам результат своих усилий:
– Та же самая машинка! Та же самая лента. Те же самые зазубрины на «о».
Как раз в этот момент вернулся мистер Голдбергер, который захотел услышать объяснения и, получив их, воскликнул:
– Какого черта! В кино было душно. Только взгляните на блестящие клавиши. Идеальные отпечатки. Идеальные! И вот пришли вы и стерли их собственными руками. Болван! Я…
У тут Кадуолладер вынул изо рта оливковую ветвь, ведь ему нужно было заговорить. С тревогой глядя на маленькие круглые клавиши, он сказал:
– Но отпечатки принадлежали мистеру Шарвану, разве не так? Похоже, что он пришел сюда и воспользовался этой машинкой.
– Верно, – вежливо согласился мистер Голдбергер. – Верно. Он мог это сделать. А мог и не делать. Если ему нужно было напечатать записку, то почему он пришел сюда ради нескольких слов, тогда как он мог точно так же написать их карандашом?
Сержант Кэмпбелл почесал затылок и возразил:
– Да, но зачем кому-то еще это делать?
– Чтобы все выглядело как самоубийство. Подделать подпись…
– А затем, – продолжил мистер Шоттс, – он утащил пушку, чтобы ее было не найти?
– Если пистолет унесли, то это не обязательно сделал тот же человек, который написал записку, – терпеливо пояснил мистер Голдбергер. – В любом случае, если записку напечатал сам Шарван, нам бы не помешали его отпечатки, чтобы подтвердить это, разве не так?