– Вас что-либо связывает с департаментом криминалистики?
– Ну, нет, – замялась она. – Но я глубоко изучала, как они действуют. Я считаю, что работа ваших людей ужасно интересная – конечно, я имею в виду расследования. Сами преступления – ужасны, разве не так? Ха, я никогда и не думала, что окажусь в доме, в котором произошло настоящее убийство.
– Когда произошло убийство, вы были в доме? – ровным, но чуть вкрадчивым голосом спросил мистер Шоттс. – И откуда вы знаете, что оно не было, например, самоубийством, как утверждает Кэмпбелл?
– Нет, прямо в тот момент меня здесь не было. Мне показалось, что вы или кто-то еще говорил о том, что это не было суицидом.
– Я никогда этого не говорил, – заметил мистер Шоттс.
– Все в порядке, это было самоубийство, – заявил сержант Кэмпбелл.
– Откуда вы знаете, что его не было? – спросил мистер Шоттс.
– Чего не было? – переспросил сержант Кэмпбелл.
– Я разговариваю с леди, – пояснил мистер Шоттс. – Почему вы называете это убийством? Откуда вы знаете, что оно не было суицидом?
– Думаю, все это знают, – немного раздраженно ответила леди.
– Не думайте о всех. Почему вы так думаете?
– Ну, просто потому, – пожала плечами она.
Мистер Шоттс записал этот ответ в блокнот: «Просто потому».
– Леди говорит, что во время выстрела ее здесь не было, – сказал лейтенант Уирт. – А кто из жильцов был дома во время этих событий?
Как я уже упоминал, все мы заявили, что в то время в доме не было никого из нас. Далее, как вы можете вспомнить, последовал его вопрос о том, как у нас со слухом, и его «Хм» в ответ на мое признание о том, что я немного глуховат.
Вики попыталась спасти положение:
– Но мы не знаем, в какое время это случилось. Как мы можем знать, были ли мы тогда здесь или нет?
– Но если бы вы услышали выстрел, вы бы знали об этом, не так ли?
– Он был очень громким? – спросила Вики.
– Достаточно громкий, чтобы его можно было услышать по всему дому, за исключением если бы кто-то из вас был глухим. Я так думаю. А вы, Шоттс?
– Да, – согласился Шоттс и зевнул.
– Если только не был использован глушитель, – к моей радости заметил сержант Кэмпбелл. – Да, я знаю, что на обнаруженном пистолете не было глушителя, – заметил он, предупреждая критику. – Но глушители хорошо подходят к таким пистолетам – так же хорошо, как и к винтовкам. Тот, кто унес пистолет, мог снять глушитель. Это легко, если у вас есть время и вы знаете, как это делается. Понимаете, – теперь он обратился ко мне, – это такое устройство, и все, что вам нужно, это всего лишь надавить на…
Но я не обращал на него особого внимания. Я прислушивался к словам Сары Парнхэм – в соответствии с требованиями ее профессии, ее голова все еще соображала, и она ожидала логики и последовательности.
– Я не понимаю мысль о том, что кто-то мог унести оружие. Кажется странным предполагать, что кто-то мог обнаружить тело и ничего не сказать, и вместо этого вынести пистолет и нож во двор. Кроме того, дверь была заперта…
– Да, мы знаем, – ответил мистер Шоттс, опередив сержанта Кэмпбелла. – Ее открыли мастер-ключом. Мистер Ван Гартер рассказал нам об этом. Мастер-ключ был в доме – он лежал на вот этом столике, разве не так?
Я собирался сказать, что все так и было, но Эвадна Парнхэм прервала меня.
– Я ничего не знаю ни о ключе, ни о чем-либо еще. Но я знала Тони Шарвана, а вы – нет. Мне безразлично, что говорят люди, я знаю – он не убил бы себя. Только не Тони Шарван.
– Ох, не знаю, – заметила Дот. – Я думаю, он мог. Он был темпераментен, непредсказуем, ненадежен…
– Дот, успокойся, – резко одернул ее Пол Кизи. – На земле не было лучшего человека, чем Тони Шарван – такой еще не родился.
– Он был вашим другом? – спросил мистер Шоттс.
– Одним из лучших, – ответил Пол и отвернулся.
– Хм, – в разговор вступил лейтенант Уирт. – Полагаю, у вас нет никакого представления о том, кто мог иметь на него зуб? До той степени, чтобы захотеть его убить?
– Совершенно никакого. Я не думаю, что у старины Тони были враги.
Рука мистера Шоттса задвигалась. Думаю, он писал: «Не думаю, что у старины Тони были враги». Затем он спросил:
– Вы присутствовали, когда было найдено тело?
– Нет. Я, как обычно, не уходил с радио до половины первого.
– Вы провели на радиостанции весь вечер?
– С восьми и до половины первого. Теперь я выполняю двойную работу – и диктора, и оператора. Знаете, это довольно большая нагрузка.
– Этим вечером было жарко, не так ли?
– Да. Ужасно жарко.
– И, полагаю, большую часть времени вы провели там в одиночестве?
– Да, большую часть времени. В субботние вечера у нас много включений с восточного побережья, так что эфир в значительной степени заполнен программами в записи.