– Да, – согласился я. – Мне казалось, что это ее причуда, как она сама бы сказала, она получала «кайф» от того, что у нее дома произошло убийство. Но, Вики, запомни мои слова: если ты права на этот счет (хотя я думаю, что это не так: до сих пор она молчала, так как ей нечего сказать, либо же она ждет возможности сказать это). Понимаешь, что это значит в свете ее ночных и утренних действий? Кто-то в доме, и это не обязательно каждый из нас, вскоре получит финансовое предложение. Если говорить прямо, это – шантаж.
– Но так ли это? Ты всегда говорил, что никто на земле не сумеет заставить тебя подчиниться шантажу.
– Дорогая, во времена покоя человек может говорить экстравагантно.
– Пообещай мне, что не станешь бороться с ней, вне зависимости от того, что она потребует? Пообещай, что не станешь консультироваться с адвокатом? Пообещай, что заплатишь, что бы она не попросила? И если она продолжит шантаж, пообещай, что будешь платить? Кэнди, обещаешь?
– Вики, почему ты должна вот так вот умолять меня? Ведь ты должна знать, что я заплачу до последнего цента из состояния Ван Гартеров, если потребуется. А если деньги закончатся, то я одолжу, украду или выпрошу их.
Она обняла меня, обвив мою шею руками и опустив голову мне на плечи.
– Ты просто душка! Я обожаю тебя. Я даже не знала, насколько я тебя люблю. Всю оставшуюся жизнь я потрачу на то, чтобы загладить вину перед тобой, Кэнди. Если мы обеднеем, то я пойду работать, чтобы прокормить нас. Прошлой ночью, когда ты сидел там и выглядел таким разгоряченным и отчаянным, я подумала о том, что никогда не причиняла тебе ничего, кроме беспокойства и неприятностей, а теперь и этот… этот ужас! А этим утром, совсем только что, я была такой дрянной и самоуверенной. Мне самой не нравилось так себя вести, но мне казалось, что это – единственный способ заставить тебя отменить приглашение этой женщины, Макдональд. Я была уверена, что это – ошибка. Я знаю, это твой метод игры – вроде как пожертвовать ферзем в шахматах. Но здесь все иначе. Мы не осмелимся на такую дерзость. Мы должны быть осторожными…
Я похлопал ее по плечу и потерся своей старой щекой о ее мягкие волосы.
– Теперь отдохни, – сказал я. – Перестань обдумывать это и волноваться. Если ты любишь меня (а я верю, что это так), то не сделаешь ли кое-что для меня?
Она выпрямилась и опасливо взглянула на меня.
– Боюсь, что нет, – таков был ответ. И это ответ девушки, пару мгновений назад утверждавшей, что посвятит мне всю жизнь и силы. – Я не могу себе представить, в чем дело. Так в чем же?
Я попросил ее лечь спать, при необходимости приняв успокоительное, чтобы обеспечить несколько часов крепкого сна.
– Спать? Сейчас? Кадуолладер Ван Гартер, как говорила бабушка Кроуиншенк…
Раздался стук в дверь. Он был слабым – словно дверь клевала раненная птица, но его было достаточно для того, чтобы взгляд Вики вновь стал бодр. Но зря – нашим посетителем оказался всего лишь бледный маленький Освальд, глаза которого покраснели от недосыпания. Он принес охапку бумаг. Он воскликнул дрожащим голосом:
– В этом доме нет убийцы! – после чего споткнулся о край ковра и добавил: – Простите.
Глава XXIII
– Освальд, ты такой странный! – заметила Вики. – Я хочу сказать, неужели ты думаешь, что убийца находится среди нас?
Он бесшумно закрыл за собой дверь, покраснел и обронил несколько бумаг. Когда он наклонился, чтобы подобрать их, я снова подумал: «До чего же он кроток – неуклюже, но при этом мягко бредет по жизни, устремив взор на звезды».
– Ну, а что еще мне думать? – наконец-то сказал он, отвечая на вопрос Вики, но обращаясь ко мне.
– Мне кажется, – ответил я, – что мистер Шарван пришел домой в то время, когда мы с Вики ставили машину в гараж. С собой он привел кого-то еще. Затем они поссорились. Спутник мистера Шарвана застрелил его и сбежал. Это кажется единственным решением и, к тому же, довольно простым.
– Да, сэр, – недоверчиво сказал Освальд. – Хотя кажется странным, что он оставил мастер-ключ на столике – он ведь перерезал телефонный провод как раз для того, чтобы задержать обращение в полицию. А ключ наоборот ускорил события. Конечно, если мы предполагаем, что все это сделал один и тот же человек.