– Да, это странно, – заметила Вики. – Но это не дает тебе оснований предполагать, что один из твоих (и наших) друзей мог быть… ох, как же ужасно это произнести!.. вовлечен в убийство. Не так ли?
Мне никогда не приходилось излишне печалиться из-за того, что Вики так и не смогла полюбить некоего молодого человека. Но когда Освальд обратился к ней: «Вики», – а затем повторил ее имя, в его голосе звучало такое отчаянное обожание, что меня захлестнула мучительная жалость к нему. Она должна была сыграть свою роль; она ее и сыграла, но играла она слишком хорошо и слишком холодно.
– Вы разрабатывали гороскоп для всех жителей дома? – спросил я, благополучно вернув его в область звезд.
– Да, сэр. Но у меня мало информации. Мои знания недостаточны. Все эти неприятности, беспокойства и бедствия должны отражаться в каждом из гороскопов. Но это не так. Я имею в виду, что не могу найти указаний на них. Звезды говорят обо всем и никогда не лгут. Как мне казалось, такая большая трагедия будет просто очевидна. Но в гороскопе Эвадны Парнхэм она едва заметна – я бы назвал ее проблемой, но не трагедией. А вот денежные перспективы у нее, судя по гороскопу, очень хорошие. И это заставляет меня думать, что я, должно быть, неправильно его составил – я случайно узнал, что сейчас она беспокоится из-за финансов. Очень беспокоится. А вот с гороскопом Пола все в порядке – у него хорошо заметны проблемы. Сейчас у него сразу три напряженных аспекта. Его Луна сходится с его Солнцем – с третьего и до двенадцатого дома, а Солнце с Марсом – с первого по третий, в то время как Меркурий сходится с Луной – с первого по четвертый дома. А Сатурн в транзите последний день – он был в противостоянии с Марсом, тогда как Уран – в противостоянии с растущим Солнцем.
– Вы все это серьезно? – спросил я для того, чтобы он не сменил тему разговора и оставался в своей епархии.
– Да, сэр. Это гороскоп нижнего уровня… Ну, не важно. Конечно, Солнце Вики растет в Уране, а Марс переходит в четвертый дом, в то время как ее полная Луна находится всего в двух градусах от Марса. Что же касается моего собственного гороскопа, то у меня Солнце все еще противостоит Нептуну, а Сатурн только что вернулся в восьмой дом. Здесь все совершенно ясно. Что же до остальных, то пока я не приму теорию о том, что трины и секстили могут нести зло… но я не приму ее – ведь такие люди как Хиндль и Лео решительно отвергают ее, даже с учетом планет в радикале…
Для меня это звучало словно абракадабра, так что я отвлекся, опомнившись лишь, когда Вики спросила, указано ли в гороскопе Тони Шарвана, что его должны убить.
– Это не тот вопрос, на который ответит гороскоп, – ответил Освальд, – и у меня нет данных ни Тони, ни мистера Ван Гартера. Я пришел как раз за тем, чтобы попросить их. У тебя ведь не нашлось времени на то, чтобы самостоятельно составить его?
– Дядя – Водолей, и поэтому он скептичен, – ответила Вики. – Его натальная карта слишком сложна для меня. Я не смотрела в нее уже несколько месяцев, настолько она меня озадачивает. Думаю, что я оставила ее в Портленде, когда была там в последний раз. Но я посмотрю.
Пока она искала, я взял со стола бумаги, и хотя я услышал, как Освальд прочищает горло и нервно дергается, я не осознавал своего faux pas[45] вплоть до того момента, когда Вики заговорила со своего пуфа у полок:
– Освальд, все в порядке. Дядя не умеет читать натальные карты. Мы не должны позволять кому-либо видеть чужие гороскопы без позволения самого человека, – пояснила она мне. – Вот карта Тони – по глупости я положила ее под буквой «Т». Я так и не разработала ее. Вот астрономические таблицы на этот год. Я не могу найти дядину карту.
Я вернул бумаги на стол. Все мои астрологические познания на тот момент[46] сводились к тому, что Луна обозначалась символом полумесяца, а Солнце – кругом с точкой в центре; Юпитер обозначается полужирной четверкой, а Марс – стрелой с кругом вместо оперения. Также в моей памяти отпечаталось представление о том, что четверть круга означает дом, а восьмушка – смерть. Вот и все мои познания в астрологии; и, поскольку меня хватало ума не погружаться в дебри астрологии, то в бумагах Освальда я обратил внимание лишь на то, что каждая страница была озаглавлена: «Данные для гороскопа».
Здесь Кадуолладер снова сделает лирическое отступление. Начиная этот рассказ я, так же, как и многие из обывателей, не ведал о том узком и каменистом пути, по которому приходится идти рассказчику детективного повествования. Мы любим тайны, дорожим ими и стремимся сохранить их до самого конца. Нам нравится издеваться над читателем и давать ему намеки. Мы тщательно трудимся, прорабатывая уловки, ухищрения, аккуратно скрывая все за масками и маскарадными костюмами. А зачем? У фокусников есть вельветовая ткань и шелковые перчатки; у спиритов есть тайные шкафы; у мистиков – тусклый свет и тихая музыка. А мы вплоть до развязки работаем лишь со словами. Если ли у нас секреты? Мы должны вести дело к громкому финалу – шепотом его не рассказать. Вытащим ли мы кролика из шляпы посредством лишь ловкости рук? Мы должны проделывать это десятки раз, причем в замедленной скорости. Ни одна высказанная нами мысль, ни одно написанное нами слово не должны привести к преждевременному решению загадки. Возможно, если бы моя книга была полностью вымышленной, а не основанной на фактах, то я мог бы почаще вводить в сюжет что-нибудь причудливое, не беспокоясь о том, что делать с ним дальше. Но факты есть факты, как бы ни банально это звучало. Прежде чем положить бумаги на стол, я успел прочесть следующую информацию: